Избранное

зеленой степи, пузырилась и в страшном грохоте взрывавшихся снарядов

разлеталась в пыль... Я понял, что и вправо и влево, за стенами

вагона, и позади нашего поезда все превратилось в пустыню. Каким-то

чудом среди этого пожарища мы еще целы! Путь сзади разрушен -

двинуться некуда. И предатель белогвардеец Богуш теперь расстреливает

нас, как у стенки...

Я стоял перед орудием... Жалкая, бесполезная, никому не нужная

груда металла!

Я сделал шаг в сторону - сам не знаю зачем.

Бойцы тоже переступили - они все жались ко мне.

"Неужели кончено все?"

Волны черного и рыжего дыма все больше застилали наш поезд. Перед

вагоном блеснуло пламя. "Вот он, снаряд... Нет, не долетел..."

Опять полыхнуло огнем в дыму. Гудя, разлетелись стальные осколки:

и второй мимо... третий. Этот кувырнулся совсем в стороне.

Снаряды вокруг нас падали вразброд.

– Ребята! Обожди!
– вдруг закричал матрос, срываясь с места, и на

секунду замер с поднятой рукой.

– Ребята, да ведь нас дымом затянуло! Глядите все! Ведь он наугад

снаряды втыкает!.. Не попасть ему, собаке, в нас.

Бойцы с минуту, словно не понимая, что он говорит, удивленно

глядели на матроса.

– Дыму, ребята, давай дыму больше!
– кричал матрос.

– Правильно!
– скомандовал я.
– Жги что попало!

Тут бойцы горохом рассыпались по вагону и стали выбрасывать

наружу обломки досок и бревен, соломенные тюфяки, одеяла, тряпки.

А Федорчук все кричал и тоже метался по вагону:

– И бушлат подойдет, и форменка!.. Носовой платок - туда же!

Я подкинул ногой в кучу одежды свою шинель. А сам за рупор - и к

борту.

– Машинист!
– закричал я в рупор.
– Машинист!

Но грохот взрывов гасил мой голос.

Наконец на паровозе меня услышали. Шевельнулся железный лист,

подвешенный над входом в будку, и в щель просунулась голова машиниста.

Я замахал ему руками:

– Сифонь!.. Задувай вовсю, Федя, дыму давай, дыму!

Не прошло и минуты, как из трубы паровоза густо повалил дым,

застилая над нами небо серой тучей.

А по обеим сторонам вагона жарко запылали костры из шинелей и

брезентов, посыпанных орудийным порохом.

Вслед за артиллеристами, смекнув, в чем дело, разожгли у себя

костры и пулеметчики.

– Вот, брат, и дымовая завеса! Живем еще!..
– говорил Федорчук,

чихая от едкого дыма и зажимая себе нос бескозыркой.

Он прохаживался по вагону и, протирая покрасневшие глаза,

посматривал, чего бы еще бросить в костер.

А Богуш на бронепоезде, должно быть, уже совсем потерял нас из

виду. Снаряды его грохали где-то в дыму, не причиняя нам вреда.

Воспользовавшись передышкой, я бросился налаживать орудие. Ох как

мне захотелось теперь самому заложить снаряд и дернуть за шнур!..

Но прицел, проклятый прицел...

У орудия стоял Малюга и о чем-то мрачно раздумывал. Сквозь дым он

показался мне тенью.

Увидев меня, старик сразу, словно он только этого и ожидал,

уступил мне место и пошел прочь.

Я спешил разобраться в испорченном прицеле.

Снаряды вокруг нас падали все реже и реже. Казалось, бой затихал.

Но это только казалось.

Густой дым, окутавший нас во время канонады, начал рассеиваться,

а наши костры догорали. Выдохся и Федор Федорович со своим сифоном...

Мы стояли под жерлами четырех наведенных на нас пушек, способных

посылать сорок восемь снарядов в минуту. И Богуш выжидал только

подходящего момента, чтобы снова обрушиться на нас всей силой своего

артиллерийского огня.

Но пока завеса дыма все-таки укрывала "Гандзю" от противника, и я

копался в прицеле.

Винты, стекла, рычажки... Черт, сколько же их! "Дистанционный

барабан - главная часть прицельного устройства", - вдруг припомнилась

мне дословно одна из моих записей. Не доверяя памяти, я выхватил

свободной рукой тетрадь из сумки.

Но не успел я отыскать нужную страницу, как весь вагон

содрогнулся от накрывшего нас залпа. Тетрадка выпала у меня из рук...

Впереди в просветах поредевшего дыма, засверкали огоньки.

Богуш возобновил бой.

Решающие минуты...

Я ухватился за прицел. Где барабан? Вот он, так, на месте...

Стебель на месте... Защелка на месте...

Вихри дыма и горячие сквозняки от разрывов обдавали меня. Я

отводил голову, чтобы не глядеть на происходящее, и все-таки видел

перед собой, в дыму и пламени, нашу контрольную площадку, всю словно

обглоданную, уже без углов и почти без помоста, голую, как скелет...

Стебель, защелка на месте!

Я нахлобучил фуражку на самые глаза и приник к мелким винтикам и

стеклам.

Кто-то, охнув, грузно повалился за моей спиной. Кто-то стонал в

вагоне - должно быть, тяжелораненый... Но я не оборачивался...

– Защелка на месте! Отводка на месте! - выкрикивал я сам себе,

вцепившись в прицел всеми пальцами.

Отводка... Уровень продольный... Поперечный уровень тоже на

мес... Нет! Поперечный не на месте!.. Проклятый уровень, где твой

пузырек! Где... твой... пу-зы-рек?!

Разжав пальцы, я отдернул руку от прицела.

– Малюга, Федорчук, сюда!

Я сгреб обоих за плечи и толкнул к орудию.

– Видите? Где пузырек, а? В стороне! Ушел в сторону!

Малюга так и оцепенел, взглянув на едва приметную трубочку с

жидкостью.

Я изо всей силы встряхнул его:

– Видишь ты или ослеп?

– Вижу! - взревел Малюга, вырвавшись от меня. - Вижу! Старый я

дурень! Прицел справный! Это... Да это сама орудия косо стоит!