Избранное

В вагонах послышался шорох, приглушенные голоса. Потом откуда-то

из-под обломков начали поодиночке выползать бледные, трясущиеся люди в

коричневых английских френчах. Они махали нам белыми тряпками,

останавливаясь на каждом шагу и бормоча:

– Неволей служим. Не убивайте. Забрали нас, не спрашивали...

– Солдаты, что ли?
– крикнул, теряя терпение, Федорчук.
– Выходи

без канители. Стройся все!

Пленные приободрились и подбежали к Федорчуку.

– Оружие, документы есть? - говорил он, ощупывая каждого. -

Опоражнивай карманы!

Всех солдат набралось человек пятнадцать.

Сопровождать пленных вызвался племянник. Я назначил в конвой еще

двух бойцов, из железнодорожников.

– А кто будет старший? - спросил племянник. Он так и ловил мой

взгляд.

– Ты старшим пойдешь, - сказал я, к великому удовольствию парня.

Пленных повели в штаб бригады.

Больше на мой зов никто из разбитого поезда не откликался.

"Ну что же, надо обследовать, что там еще есть..."

– Вперед! - скомандовал я, и все мои бойцы с разбегу вскочили в

броневагоны. Наставили винтовки, но стрелять не пришлось: перед нами

были только мертвые.

Бойцы вопросительно взглянули на меня: "А где же он сам?" - и

принялись переворачивать трупы. Я посмотрел в лицо одному, другому,

третьему, отыскивая среди них Богуша. Но трупы были так изуродованы,

что пришлось оставить поиски, Богуш мертв, а который он здесь - не все

ли равно?

Мы собрали по вагонам оружие - винтовки, карабины, тесаки,

револьверы... Панкратов со слесарями-железнодорожниками вывинтил из

бойниц пулеметы.

Шестнадцать пулеметов! Вот это трофей! Это не дырявая платформа с

рельсами да костылями, которую он нам бросил под откосом у Жмеринки!

Бойцы торжествовали. Несколько человек с Федорчуком во главе

собрались на лужайке, и сразу же грянула веселая, задорная "Гандзя".

Матрос, прижимая бескозырку к груди, старательно выводил смешливые

слова куплета, потом азартно взмахивал бескозыркой, и бойцы дружно

подхватывали припев:

Гандзя люба, Гандзя кыця,

Гандзя славна гаубица!..

Тут ко мне подошел машинист Федор Федорович.

– Гладеньких штучек набрали, - сказал он, кивнув на трофейные

пулеметы.
– Ишь, словно бульдоги в траве сидят да в поле глядят...
– И

вдруг переменил разговор: - А что, товарищ командир, назад не подадим

наш поезд?

– Как так - назад?
– удивился я.

– Да трубу-то надо подобрать? - Он показал на свой паровоз. -

Экая ведь простофиля стоит! Даже совестно перед бойцами.

Я поглядел на наш истерзанный паровоз, который без трубы дымил с

обоих концов, как головешка, перевел глаза на огорченное лицо Федора

Федоровича - и расхохотался.

– Да мы тебе, Федор Федорович, под броней паровоз дадим! Теперь

мы разжились!

– Да ну, и вправду дадите?

Старик просиял.

Я взял его под руку.

– Пойдем-ка посмотрим эту черепаху, какая ей нужна починка!

Мы вдвоем зашагали к бронированному паровозу.

И вдруг в ту же сторону толпой бросились бойцы. Они обгоняли нас,

на бегу щелкая затворами винтовок.

– Стой! Куда?! - закричал я, прибавляя шагу, и тут увидел, что

все бегут к Малюге. Старый артиллерист стоял на борту башенного вагона

и махал бойцам своей фуражкой. Меня он не видел и не слышал.

Самые проворные из ребят уже забрались к Малюге и вместе с ним

спрыгнули куда-то вниз. Остальные карабкались по броне.

Я оставил Федора Федоровича и бросился догонять ребят. Добежал до

вагона, взобрался к пушке, где только что стоял Малюга, быстро

огляделся.

– Богуш... Богуш!.. - вдруг понеслись крики из-за вагона.

Я кубарем перекатился через борт и попал в самую гущу бойцов.

Бойцы грозно шумели, потрясая винтовками.

– Стой! Расступись!

Бойцы сжали меня и вытолкнули вперед.

На земле лежал офицер в табачном френче с золотыми погонами в

гвардейскую дорожку. Одна нога его в хромовом сапоге была придавлена

свалившейся с вагона башней.

Я сразу узнал Богуша. Он бессмысленно глядел на людей, - видно,

только что очнулся и не понимал еще, где он.

И вдруг лицо его передернулось гримасой и глаза загорелись дикой

ненавистью: он узнал меня и моих бойцов.

– На помощь! Сюда!
– закричал он исступленно.

Но только слабое эхо отозвалось из пустых башенных вагонов.

Богуш дергал плечом, порываясь вытащить маузер из своей коробки.

– Сдавайтесь, Богуш, - сказал я, оттесняя ребят, которые своими

криками мешали мне говорить.

– Давайте кончать, Богуш. Сдаетесь? Считаю до трех.

– Передушить вас всех...

– Сдаетесь?

– До Киева болтаться будете на телеграфных столбах... До самой

Москвы!

– В последний раз. Сдаетесь?

Вдруг Богуш выхватил маузер и вскинул на меня.

Я пустил ему пулю в лоб из нагана.

– Кончилась твоя измена, собака, - сказал кто-то из бойцов. Голос

был спокойный и строгий.

Маузер я вручил Малюге.

– Это правильно, - сказал старик со смешком в глазах. - Мне и

причитается. За уворованную кочергу.

x x x

Боевой приказ о наступлении был выполнен всеми частями бригады в

точности: наши славные войска отбросили петлюровцев, вышли на

командующие высоты и укрепились.

А наш бронепоезд? Оказалось, что и мы со своей "Гандзей" неплохо

выполнили приказ, хотя и получили его после боя. Нам была поставлена