Избранное

стремительнее, все быстрее...

Стоп! Провалился палец.

– Пф-фу-у...
– с облегчением вздыхает Русаков.
– Вот он, обрыв!

И - за щипчики.

Подцепил и выводит наружу обломившийся кончик провода.

А сам уже смеется и шутит:

– Шалишь, приятель, будешь работать!

И вот уже телеграфный ключ приятно пружинит под рукой. Ожила

рация.

– Я - Сокол, я - Сокол...
– выстукивает Русаков.
– Передаю боевой

приказ командира полка...

На этом я закончил рассказ.

Молчат мальчики. Лица сосредоточенные, лбы нахмуренные...

Задумались.

– А страшно было там, - заговорил Саша.
– Чинит он, чинит, а бой

идет... а связь не получается... Так и побить нас могли! Сколько же

полк воевал без рации?

– Знаю, - говорю, - Саша, одно: все произошло быстрее, чем я

успел рассказать. Батальоны и роты приказ получили.

Только командир полка и заметил, что радиосигналы побежали в эфир

несколько позже, чем следовало.

Заметил потому, что, надев наушники, глядел на часы. Да и подумал

мельком: "Спешат, как видно, мои. Или у радиста чуть отстали. Надо

будет нам сверить часы для точности".

После боя стало известно, что случилось с рацией и как она была

починена.

Командир полка вызвал сержанта Русакова и долго в изумлении

глядел на него.

– Это невероятно... - заговорил он наконец. - Ночью, в тряской

тележке... скорчившись под брезентом... Сложнейшее электрическое

устройство - и вы наугад... Да какие же у вас умные пальцы, сержант!

Руки золотые!

Командир полка привлек к себе Русакова, и они обнялись.

А вскоре на груди радиста красовался орден Красной Звезды.

Мальчики повеселели.

– Вот это да!.. Ну и здорово!.. Ему и оружия не надо... Ну да,

только бы мешало оружие!

Потом Алеша сказал:

– Вот бы поглядеть на эти руки...

И Саша вслед за ним:

– Вот бы...

Я взял отложенную газету.

– Кажется, - говорю, - вам повезло, мальчики... До сих пор я не

знал, жив ли сержант Русаков, чем для него кончилась война... Но

вот...

Я развернул газету:

– "...Последние известия. Москва. Кремль. Состоялась сессия

Верховного Совета СССР. Приняты важные государственные законы, и

депутаты разъехались по своим родным городам и селам.

Возвратились с сессии и ленинградцы. Среди них..." Слушайте,

ребята: "...депутат Верховного Совета, Герой Социалистического Труда

Николай Николаевич Русаков".

Алеша:

– Депутат - это значит государством управляет? Ведь у Верховного

Совета, ты говорил, вся власть в стране?

– Запомнил? Молодец... А ты, Саша, вижу, чем-то недоволен? Почему

отвернулся?

Мальчик со вздохом:

– А тогда и ходить к Русакову нечего. Вон он какой важный стал.

Алеша рассмеялся:

– Эх ты, даже Конституции не знаешь. А еще второклассник!

– А ты, - говорю, - Алеша, не потешайся над товарищем. Знаешь,

так объясни.

– Конечно знаю. Депутат у нас - избранник народа. Поэтому к нему

может каждый-каждый прийти и он должен о каждом позаботиться. Вот как!

А не то что...

Саша подумал и сказал:

– Все равно уже не те руки у Русакова. При такой должности

изнежились. Нечего и глядеть.

Тут Алеша - вот вьюн! - под мышку мне - и к газете. Уткнулся в

напечатанное и дочитал раньше меня:

– "...Депутат Русаков, рабочий завода "Электросила" ".
– Таким же

винтом - обратно: - Русаков - рабочий! С "Электросилы". Ударник

коммунистического труда!.. Понял?

Кончилось тем, что оба запросились на завод.

– Деда, это можно? Пожалуйста!

Путешествие начинается

Дверь. За дверью - аквариум. А какие рыбки нарядные!

– Смотрите, смотрите, у этой хвост как из кружева! А сама с

брюшка розовая, а со спинки - красно-золотистая... у нас и в детском

саду такой не было!

Черные рыбки, желтые, зеленоватые или совсем прозрачные так и

шныряют веселыми стайками.

Забавляясь аквариумом, ребята словно забыли, где мы находимся.

– Ну, теперь на завод пойдем, - сказал Алеша.
– Ты же обещал.

– А мы, - говорю, - уже пришли. Ведь только что вам вывеску

показывал над воротами: "Электросила". Ай-яй, повнимательнее надо,

ребята. Ведь мы на заводе.

– На заво-оде?.. - протянул Саша, делая большие глаза.
– Но ведь

на заводах дымно и...

– И грязно, хотел ты сказать?.. Но это было когда-то. А сейчас -

посмотри хотя бы на пол здесь, в цехе.

Саша глянул вниз перед собой и покраснел: на вымытом чистом полу

стоит мальчик в грязных башмаках, поленился дома взять сапожную щетку.

Теперь он старается спрятать ногу за ногу.

Я делаю вид, что не замечаю, как ему стыдно. Зачем обижать? Он и

сам не рад своей оплошности.

Беру мальчиков за руки.

– Теперь, - говорю, - идемте к Русакову.

Мы шагаем по цеху.

Слышится мерное постукивание, шелест, гудение... Звуки все

отчетливее: мы приближаемся к станкам.

Мальчики рвутся вперед, но я придерживаю их за руки.

– Осмотритесь, - говорю, - вы же в первый раз на заводе. А то

бегом, бегом - ничего и не запомните.

Остановились.

Объясняю ребятам, какие перед ними станки. Вот этот, длинный и

низкий, - токарный; этот - у него будто воротца над корпусом -

строгальный. Тот - в виде башенки - фрезерный. А подальше -

сверловочный...

– А они красивые... - говорит Алеша, склонив голову набок и