Избранное

первое слово предоставляется профессору Фатееву.

"Льву Галактионовичу", - мысленно подсказал Домокуров.

– ...Льву Галактионовичу! - добавил во всеуслышание

председательствующий и сел.

Из-за стола президиума, опершись на него обеими руками, с усилием

поднялся старик. В крупной фигуре его было что-то горообразное. И, как

белое облако на склоне горы, во всю грудь борода.

Лев Галактионович взошел на трибуну. Начал речь.

Это была предыстория ленинского броневика. Профессор говорил

свободно, даже ораторски красиво, а материал прямо-таки заворожил

слушателей своей колоритностью.

Домокуров улыбнулся, вспомнив, как смешно они встретились после

письма, пришедшего Домокурову из Москвы от архитектора Щуко.

x x x

Васильевский остров. Одна из многочисленных линий - похожих одна

на другую улиц.

Старинный подъезд с полустершимся железным скребком для ног возле

ступени. Старомодно выглядели и женщины в квартире, которые вышли

вдвоем на звонок. Одинаково одетые, одинаково причесанные, они, даже

не дослушав посетителя, дружно ответили: "Нет дома!" - и захлопнули

дверь.

Домокуров, запасшись терпением, пришел во второй раз, пришел в

третий...

Медная дощечка с витиевато вырезанной фамилией профессора,

твердым знаком и буквой ять уже наводила уныние своей знакомостью,

когда Домокуров наконец заставил старушек выслушать себя. На шум вышел

профессор.

– Тетушка Глаша! - Старик устрашающе выкатил глаза на одну из

женщин. - Тетушка Праксея! - оборотился он к другой. - Что здесь

происходит? Не могу я работать под ваше кудахтанье! А вам что угодно,

молодой человек?

Записка от академика Щуко произвела нужное действие. Через

две-три минуты Домокуров уже сидел в кресле, с любопытством

осматриваясь в кабинете ученого.

Книги, книги, книги, за которыми и стен не видно; стойкий запах

старинных кожаных переплетов; в овальных и прямоугольных рамках

фотопортреты знаменитых людей с дарственными надписями.

Профессор еще раз прочитал записку; было видно, что весточка из

Москвы доставила ему удовольствие. Затем отложил записку, расчистил

перед собой стол, и лицо его сразу приняло деловое выражение.

Домокуров понял, что здесь лишним временем не располагают,

поэтому начал без обиняков:

– А сами вы, Лев Галактионович, видели исторический броневик?

– Довелось... - Старик прошелся ладонью по бороде, от подбородка

вниз, по пышному ее вееру. - Довелось, довелось... Только в те

стародавние времена интересующий вас, молодой человек, броневик не был

ни историческим, ни даже особо чем-нибудь примечательным. Я говорю о

тысяча девятьсот пятнадцатом годе.

– О пятнадцатом? - Домокуров от неожиданности рассмеялся,

подумал: "Этак можно и до сотворения мира допятиться!"

А профессор:

– Рассмешил вас? Конечно, пятнадцатый год - не семнадцатый. Даже

эпохи разные. И вероятно, у вас в мыслях зародилось ироническое: "А

способен ли, дескать, ты, старина Фатеев, доказать, что броневик

тысяча девятьсот семнадцатого, с которого выступил Владимир Ильич

Ленин, одна и та же машина?"

– Именно это я и подумал... - смущенно признался Домокуров. Но

тут же к старику появилось доверие...

x x x

Фатеев потянулся к ящику с сигарами. Задумчиво обрезал одну из

них настольной гильотиной, раскурил и начал так:

– Существовал, знаете ли, любопытный народец - прокатчики. Прошу

не путать. Имеются в виду не рабочие прокатных станов на Урале или в

Донбассе. Там народ заводской, степенный... Но были прокатчики и

другого рода-племени. Знавал я их по своей служебной должности как

инженер Санкт-Петербургской городской управы...

Фатеев припомнил времена - самое начало века, когда по улицам

Петербурга наряду с конками побежали вновь изобретенные экипажи. Без

лошадей - на бензиновом моторе.

Молодому инженеру городские власти вменили в обязанность наводить

порядок в новом и небезопасном виде транспорта.

Своевольничали и досаждали ему так называемые машины на прокате.

Это были автомобили самой неожиданной формы, яркой, рекламной

раскраски. Стоянка их была у Гостиного двора на Невской линии.

Надрывали голоса зазывалы: "Эй, эй, господин, пожалуйте ко мне!

"Жермен-штандарт" - лучший автомобиль в мире. Для видных господ!",

"Мадам, покорнейше прошу "Дедион-бутон" - специальный дамский

автомобиль, не дергает, не стреляет, самого нежного хода! Пожалуйте

ваши покупочки, мадам. Садитесь", "Господа, молодые люди, кого с

ветерком? И-эх, прокачу!"

Так заманивали шоферы прокатчики из почтеннейшей публики седоков.

Работали они от хозяев, каждый гнался за выручкой, поэтому считались

только с капризами пассажиров, но никак не с правилами уличной езды.

Шальной, отчаянный был народ.

Прокатчики побаивались городского инженера. Мудреного его

отчества не выговаривали, а просто: "Держись, ребята, колокольня

идет!"

Прогонит инженер с Невского и пропала выручка: клиенты только на

Невском.

– Хочу, чтобы вы взяли на заметку одного из прокатчиков, - сказал

профессор. - Известен был под кличкой Вася-прокатчик. Виртуоз за

рулем, любимец публики! Никто из шоферов на прокате не собирал такой

выручки, как этот сорвиголова. Но не вылезал у меня из штрафов...

Записали Вася-прокатчик? Отлично. Последуем дальше. - И Лев

Галактионович продолжал: - Году в пятнадцатом, в разгар войны и не