Избранное

сборе металлического лома налицо.

Окреп голос управляющего.

– Металл, Сергей Иванович, для страны - главное дело! А его, сам

знаешь, не только в рудниках добывают. Залежей на поверхности не

меньше, если хорошо поискать. Сколько бы, ты думал, Чугунов со своими

уполномоченными огребает лома? А скоро на миллионы счет пойдет! Без

нас, утильщиков, и металлургии СССР делать нечего. Ни однешенькой

пятилетки не вытянуть без наших трудовых рук!

Чугунов сбросил пиджак, засучил рукава белоснежной рубашки.

Подбоченился.

– Вылезай-ка, Сергей Иванович, милый друг, из твоих древних

веков, становись ко мне на металл, и мы целиком и полностью поймем и

оценим друг друга. За одну твою честность и прямоту заместителем своим

поставлю. А? Это тебе не в учителишках ходить - должность высокая,

номенклатурная!.. Не хочешь? А ты подумай сперва, подумай...

Он резко задернул портьеру и блистательная диаграмма потонула в

волнах тяжелого репса.

– Значит, с просьбой ко мне?
– И Чугунов вновь сел за стол.
– Ну

что ж, излагай свою просьбу.

– Федос Матвеевич, дайте мне допуск. На склады металлолома. На

все, какие есть в Ленинграде и в области.

Чугунов усмехнулся:

– Броневик надеешься раскопать?

– Да, сперва пошарим, не попал ли он случайно в лом. А на

будущее, с вашего разрешения, расставим всюду комсомольские посты.

Теперь Чугунов спросил:

– Ты, Сергей Иванович, член партии?

– Да.

Но под взглядом Чугунова Домокуров почувствовал, что нелишне

подтвердить это документом. Полез в карман за партбилетом.

Чугунов:

– Можешь не предъявлять. Но поскольку ты член партии, имею право

открыть тебе один секрет. Вооружение Красной Армии все время

обновляется.

– Знаю, - вставил Домокуров.
– Сам видел. Служил.

– В таком разе мне нет нужды тебе объяснять, что броневики,

хорошо послужившие нам в дни Октябрьского переворота и в гражданскую,

по нынешнему времени к делу непригодны. Короче сказать, нет больше

этих броневиков, сняты с вооружения. Все подчистую. Побывали, как лом,

на наших складах - и адью, ушли в мартен...

Домокуров медленно повернулся и, почувствовав странную слабость в

ногах, побрел к выходу.

А Чугунов вслед ему:

– Задание по металлолому выполнено и перевыполнено. Говорю тебе,

не хвалясь...

x x x

Здесь же, на окраине города, Сергей опустился на лавочку у

чьих-то ворот.

Вокруг деревянные, посеревшие от времени и непогоды домишки.

Тишина... Только коза помаленьку хрупает, выщипывает травку из-под его

ног.

Потеря не укладывается в голове: "В лом превращен! Резвые

уполномоченные сделали свою коммерцию. Может быть, тот самый

справедливый старичок и доконал его..."

Домокуров постучал в окно, попросил напиться, и ему через окошко

же подали ковшик воды.

Опять сел на лавочку.

Попытался спокойно и связно обдумать создавшееся положение, но

мысль обрывалась. "Беда, - гудело в голове, - стряслось

непоправимое..."

И уже ничего невозможно понять. Нет броневика, а в Музее Ленина

создан и действует штаб поисков, и сотни ленинградцев уже шагают по

лесам, пустошам, оврагам, полные надежды на то, что им удастся

разыскать броневик, возвратить Ленинграду его революционную

реликвию...

Сергей схватился за голову: "Что же это такое?.."

x x x

Ночью пришла Домокурову телеграмма. В волнении стал он

распечатывать еще влажный от непросохшего клея пакетик. Но прочитал

телеграмму - и успокоился: от Дуняши.

"Выезжай очень нужен Евдокия".

Телеграмма из Гостилиц - это недалеко от Ленинграда. Дуняша там в

лагере старшей пионервожатой.

Сергей снова и снова перечитывал телеграмму - и на душе у него

светлело. "Нужен" - у него есть друг! Если бы только знала эта милая

девушка, как недоставало ему сейчас, в эти безмерно тяжкие для него

минуты, такой весточки.

Сергей погасил свет, но и в темноте продолжал улыбаться.

Вспомнилась ему последняя встреча с Дуняшей. Она бегала по

хозяйственным и спортивным магазинам, закупая всякую всячину для

своего пионерского лагеря. Сергей сопровождал девушку. Он уже изрядно

навьючился покупками и шутил, что вот-вот начнет плеваться, как

верблюд.

Дуняша смеялась, а в оправдание показывала список, с которым она

явилась из Гостилиц.

Список никак не исчерпывался. Впрочем, Сергей втайне был даже рад

этому...

Взбив подушку и засыпая, Сергей не переставал улыбаться... И

вдруг - как нож в сердце страшная мысль: "Броневик уничтожен - нет

броневика!"

Домокуров снова включил свет. Сон уже не шел. И он представил

себе, каким мучительным будет для него наступающий день. Вот он идет в

музей; свежие донесения от поисковых групп; тут же подходит к карте,

чтобы переместить флажки... А сам знает, что все это уже ни к чему...

Так что же - лицемерить?

Утром Сергей уже и за шапку взялся, но глянул в телеграмму и

почувствовал: не в силах идти в музей, чтобы сделать свое суровое

признание, пока не повидается с Дуняшей.

"Гостилицы, - деловито, но уже весело, прикинул он.
– В сущности,

это рукой подать. Поездом до Ораниенбаума, а там с любой попуткой. За

полдня можно обернуться. И сегодня же - в музей, в штаб поисков!.."

x x x

Пионеры прошагали по шоссе. Свернули в лес, а тут ни пройти ни