Избранное
Шрифт:
у нас Ленина, а перед казармой все нарастала и нарастала толпа.
В политотделе у нас был граммофон - ящик с горластой трубой.
Раздобыли один на бригаду - да и тот был чиненый-перечиненый. Ему ведь
тоже доставалось в боях. На трубе пестрели заплаты, поставленные
бригадными кузнецами. Эти ребята ловко ковали лошадей, но нельзя
сказать, чтобы столь же удачно подковали граммофонную трубу. Она
дребезжала и искажала звуки.
Из уст Ленина мы услышали "Обращение к Красной Армии" и "О
крестьянах-середняках".
– А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете:
то высоко, то низко, то середина наполовину? Какой же настоящий-то
голос у Ленина?
Комиссар заглянул в трубу, однако не стал ее порочить.
Опять заговорили бойцы всей бригадой, горячились, спорили,
большинством решили:
– Какой голос у Ленина? Ясно - громовой! На весь мир звучит. С
этого дня политотдел засыпали требованиями: всюду желали послушать
живую речь Ильича.
Тогда Иван Лаврентьич сказал:
– Берись-ка, Медников, работать с граммофоном!
Запрягли мне армейскую двуколку, и стал я разъезжать по заводам,
фабрикам и по селам, собирая народ послушать Ленина.
Иван Лаврентьич сам выдавал мне пластинки - из рук в руки. А
принимая обратно, всякий раз надевал очки, строго осматривал пластинки
со всех сторон - нет ли какого изъяна или царапины. Я и сам, глядя на
него, стоял не дыша, как на экзамене. Осмотрев пластинки, Иван
Лаврентьич обтирал каждую суконкой и запирал в железный походный
сундук, который был привинчен к стене в политотделе.
x x x
Уже четвертый месяц мы стояли в Проскурове. Совсем незаметно
пролетело время!
Был июль. В садах уже поспевали плоды. Вокруг города колосились
хлебами поля. Только и разговоров теперь было что об урожае. По городу
собирали мешки. Железнодорожники на станции мыли, выскабливали,
пропаривали вагоны для хлеба. Мирные заботы! Мирный труд! Вспомнишь,
бывало, в эти дни про недавние походы, про все тяготы боевой жизни - и
усомнишься: да уж и в самом ли деле все это было? И фронт, и окопы, и
немецкие захватчики, и петлюровцы...
Меня свалил тиф, и я совсем отстал от саперного дела. Да и взвода
моего уже не было в Проскурове. По директиве штаба фронта наша бригада
выделила крупный отряд для действий на юге, против Деникина. В этом
отряде из Проскурова ушла чуть ли не половина бригады: от нас взяли
два батальона пехоты, три орудия - из восьми - при полном составе
артиллеристов, полуэскадрон кавалерии и целиком весь саперный взвод.
Уехали мои товарищи, а я так и остался при политотделе и из
лазарета сразу перебрался на вольную квартиру. Это и к штабу поближе
вышло,
да в своей комнате и работать удобнее. А работы всем намхватало. В политотдел приходили не только рабочие, но и крестьяне из
окрестных деревень, местные партийные и профсоюзные работники,
молодежь. Приходили по разным делам: кто с жалобой на кулаков, кто с
просьбой выделить докладчика - кто с чем.
В Проскурове налаживалась жизнь советского города.
И вдруг в один день все переменилось...
Это был знойный, душный день конца июля. Штаб не работал: было
воскресенье. Я побродил в городском саду, послушал музыку, пришел
домой, поужинал. Но спать не хотелось. И, растянувшись на кровати у
открытого окна, я стал перелистывать конспект лекций Теслера, нашего
комбрига. Вот человек! Сначала я думал, что он из каких-нибудь ученых,
– столько знает! Есть же у нас ученые, которые в революцию вместе с
рабочим классом встали за социализм, как, например, Клементий
Аркадьевич Тимирязев. И вдруг я узнаю - батрак! Потом он был рабочим в
Риге. Даже голодая и бедствуя, Теслер не расставался с книжкой.
Добирался он и до подпольной литературы большевиков, так что еще в
царское время стал понимать, кто враги рабочего класса и как с ними
бороться.
В Красной Армии Теслер начал службу в батальоне латышских
стрелков и очень скоро стал командовать этим батальоном. А потом его
назначили к нам комбригом. Наверное, отличился в боях. Да и порядок
умеет навести - это мы почувствовали сразу, как только Теслер
появился. Тогда же был прислан из Москвы Иван Лаврентьич - ставить
политработу. Очень хорошо поладили они между собой. И стали мы звать
командира бригады Августом Ивановичем. Настоящее-то отчество у него
совсем другое. А мы соединили: один Август, другой Иван - так пусть
главное наше командование называется Августом Ивановичем!
А потом, когда бригада вступила в бои против петлюровцев и
германских оккупантов на Украине, мы на деле узнали нашего молчаливого
и сурового на вид комбрига и полюбили его.
В Проскурове, находясь в штабе, я сам убедился, до чего
пристрастен Теслер к книгам: едва он сошел с боевого коня, как сразу
зарылся в местной городской библиотеке. Все книги пересмотрел!
Библиотека оказалась плохонькой, разоренной, но Теслер
организовал там "советскую полку". Книги и брошюры для этой полки он
вместе с Иваном Лаврентьичем набирал из каждой посылки, которую мы
получали для политотдела из центра.
Теслер задумал написать брошюру для красноармейцев "О братстве
советских народов" и читал на эту же тему лекции в нашем
политотдельском кружке.
Руководитель строгий. Только лишь лекцией у него не обойдешься,