Избранное

– Ничего себе пушечка! - Я стал откатывать снаряд к борту.
– Вот

эта долбанет так долбанет!

– Долбай, да только не по ногам, - вдруг услышал я над собой

сипловатый голос.

Я выпрямился. Прямо передо мной на борту сидел, свесив ногу,

матрос. Обветренное, словно дубленой кожи, лицо, зеленоватые глаза,

прищуренные щелочками. "Заветный", - машинально прочитал я надпись на

бескозырке. Буква "ять" закрашена чернилами, как отмененная в новой

советской азбуке. Так что в золотом ряду букв образовалась брешь, но

все-таки можно было прочесть надпись.

Я отступил, толкнув снаряд в сторону.

– Вот мы и в кубрике, - сказал матрос и расстегнул бушлат. -

Кажись, сюда попал. Здесь, что ли, собираются, которые из штаба?

Он перетянул через борт корзину моченых яблок и спрыгнул с ней в

вагон.

– Закусывай, артиллерия, до обеда еще далеко, - сказал матрос,

устанавливая корзину на лафете, и сам первый взял яблоко. - Вы уж,

ребята, извиняйте, что я без винтовки. Проспал, пока выдавали. Сон

мне, ребята, приснился...

Матрос помолчал, почесывая за ухом и оглядывая исподтишка

слушателей.

Все с любопытством уставились на него.

– Сон приснился, братишки... - Матрос сел на ящик. - Про моего

шкуру-офицера сон, который от моей руки в Черном море утоп... В

городе, слышу, тревога, и соседи уже повскакали, а я лежу, мне нельзя

глаз раскрыть. Досмотреть хочу. Интересно, думаю себе, чем этот сон

кончится. Все ли правильно будет? Так и проспал винтовку. А теперь вот

– совестно сказать - с мочеными яблоками пришлось против петлюровского

кулачья выйти. Уж извиняйте, товарищи...

Железнодорожники, ухмыляясь, слушали беспечную болтовню матроса.

– А вы часом не артиллерист? - осторожно справился смазчик. - А

то вон - к пушке...

– Мм... Нет... нет! - замотал матрос головой, жуя яблоко.
– В

рейс с вами схожу - дома-то скучно сидеть, когда вражья сила в город

ломится, - а только не артиллерист, нет!

Матрос доел яблоко и стрельнул огрызком через борт.

– А у вас нехватка, что ли, в артиллеристах?

Двое или трое железнодорожников шумно вздохнули:

– Нехватка...

– Ну, так в случае чего... Я ведь не пассажиром первого класса к

вам сажусь, - сказал матрос.
– Помогу, чем могу. Снаряд подать или что

– на это-то у меня ума хватит.

Железнодорожники потянулись к яблокам - и вдруг так и замерли с

протянутыми руками... Из-за города докатился раскат орудийного

выстрела.

– Повесточка...
– пробормотал матрос.
– Начинается!

Все бросились к винтовкам. Я перетащил свой мешок поближе к

пушке, чтобы держать его на виду.

Снова гул и грохот. Над вокзалом заметались в воздухе

перепуганные птицы. Еще выстрел. Еще... И артиллерия стала бить уже не

умолкая.

Вот он, бой! Сколько уже раз я слышал на утренних зорях эти

медлительно-торжественные, открывающие бой удары наших батарей, а

всякий раз переживаешь их заново... В неясной тревоге замирает сердце.

И вместе с тем неистребимая радость жизни, и задор, и острое желание

сойтись грудью с врагом влекут вперед, туда, где завязалась схватка, и

в нетерпении ждешь приказа...

– Эх, братишка! - Я со всего маху хлопнул матроса по спине. -

Будет дело!

Он пошевелил под бушлатом лопатками и крякнул.

– Наши бьют, - сказал он, - прежде тех начали...

К матросу подскочил смазчик:

– А откуда ты знаешь, что наши? Кто тебе сказал?

И, не дожидаясь ответа, смазчик прислонил винтовку к колену и

начал торопливо и неумело заталкивать патроны в магазин.

– Да сам разве не видишь? - сказал матрос. - Разрывов-то нет,

чисто над городом.

Он взял из рук смазчика винтовку, зарядил, поставил на

предохранитель и подал ему.

Все кругом зарядили винтовки и стояли как в карауле, не зная, что

делать дальше.

Матрос потянулся и зевнул:

– А кто у вас, ребята, обед варит? Кок есть?

Я быстро взглянул на него, думая, что он это для шутки сказал. Но

лицо у матроса было деловито-серьезное.

Кока, понятно, не оказалось.

– Э, братцы, без кока дело не пойдет, - сказал матрос.
– Это вам

не на берегу - воевать поплывем!

Пошутили, посмеялись - и выбрали в коки смазчика.

– Вот так и будет, - скрепил решение матрос, - ему это как раз с

руки: и буксы помажет, и в кашу сальца положит. Только смотри, кок, не

путай, какое сало в буксы, какое в кашу класть!

Матрос пошарил по углам вагона, отыскал там в барахле два целых

мешка, встряхнул их и взял под мышку.

– Давай пойдем, кок, грузиться. Я при тебе баталером буду.

Оба спрыгнули на перрон.

– А вы не задерживайтесь в городе очень-то! - закричали им вслед

железнодорожники.
– Мало ли, приказание может выйти или еще что!

– Успеем, - сказал матрос.
– Паровоза вон даже нет, никуда вы без

нас не уедете!

И оба ушли через вокзальную дверь.

Между тем артиллерийский гул все нарастал. Стекла в окнах

выбивали дробь и жалобно пели.

Над городом уже начали вспыхивать облачка неприятельских

шрапнелей. Какой-то снаряд грохнул совсем близко между домами.

В вокзале выпало стекло и разбилось.

– Ведь вот что выделывает, окаянный! - Железнодорожники

уставились на черную дыру в окне.

"Что же это, - думаю, - командир-то? Пора бы ему".

В эту минуту снаружи вагона послышался шорох.