Избранное

— Ну, как идут дела?

Тарзан недовольно скривил губы.

— Не на кого стало положиться.

— А что?

— Дармоеды! Можно подумать, они на государственной службе…

Саид фыркнул.

— Во всяком случае, дармоеды лучше, чем предатели.

— Из–за одного вот такого предателя я и сел…

— Ну? Саид прищурился.

— Будто не знаешь? Муаллим Тарзан отрицательно помогал головой. Саид наклонился к его уху.

— Мне нужен хороший револьвер!

— Пожалуйста! — с готовностью откликнулся Тарзан. Саид благодарно хлопнул его по плечу и смущенно добавил:

— Только вот нечем мне… Но Тарзан не дал ему договорить.

— Не хватает еще, чтоб ты извинялся! Саид вздохнул с облегчением и принялся за свой чай. Потом встал и подошел к окну невысокий, худой, упругий. Ветер раздувал полы его пиджака, как парус. Он глядел в темную пустоту. Песчинки звезд рассыпаны по небу. На пригорке за дверью кофейни тоже зажглись звездочки: любители темноты и свежего воздуха закурили. Где — то вдали, на западе, у самого горизонта, мерцают огни Аббасии. Только глядя на них, понимаешь, как далеко забралась в пустыню эта маленькая кофейня островок в безбрежном океане, самолет в бескрайнем небе. Он высунулся из окна, и до него долетели голоса сидевших на пригорке. Торопливо пробежал мальчик–слуга, неся наргиле, раскаленные угли с треском разбрасывали искры. Оживилась беседа, громче зазвучал смех, и чей–то молодой разомлевший голос произнес:

— Нет, вы покажите мне такое место на земле, где было бы спокойно!

А другой задорно возразил:

— Да хоть бы вот здесь. Разве нам сейчас не спокойно?

— Вот именно — сейчас! В том–то все и дело.

— А чем плохо, когда тревожно? По крайней мере хоть забываешь о том, что будет завтра.

— Значит, покой и мир тебе не по душе?

— Когда знаешь, что тебя ждет виселица, бежишь от такого покоя без оглядки!

— Это к делу не относится! Тут уж пусть тебе палач поможет разобраться!

— Ну да! Здесь–то вы горазды болтать, в темноте да в пустыне. А каково запоете в городе?

— Да вся беда в том, что враг наш — он же нам и приятель.

— А я скажу тебе, все несчастье в том, что наш приятель — нам враг.

— Попросту говоря, мы сами трусы.

— Может, и так. Да только разве в наше время остались смелые люди?

— Ничего подобного, смелость — во все времена смелость.

— А смерть — во все времена смерть.

— Так же как ночь и пустыня!

Ну и разговор! Ничего не понял. И все–таки эти слова задели какую–то струну в душе. Неясную и загадочную, как тайны этой ночи. И ты тоже когда — то был молод и пылок. И вино энергии пьянило сердце. И ты взял револьвер как борец — не как убийца. Вон там, за этим пригорком, на котором стоит кофейня, молодые парни в поношенной одежде, но с чистыми сердцами учились стрелять. А тот, кто живет теперь в вилле под номером восемнадцать, был у них главным. Стрелял сам, и учил их, и изрекал истины: «Револьвер важнее хлебной лепешки, Саид Махран! И важнее молитвенных песнопений, на которые ты ходишь с отцом!» А однажды вечером он спросил: «Ты знаешь, Саид, что нужно человеку в этой стране?» И, не дожидаясь ответа, сказал: «Револьвер и книга. Револьвер, чтобы рассчитаться с прошлым, и книга, чтобы обеспечить себе будущее. А потому учись стрелять и читай!» А его лицо, ты помнишь его лицо, когда он хохотал в студенческом общежитии? «Неужели украл? Не побоялся? Ну молодец! Ничего, узурпаторам только на пользу, когда немного облегчат их грехи.

Ты имел на это полное право, Саид, можешь не сомневаться!» И пустырь этот знает, на что ты способен. Твои пули без промаха били в цель. Про тебя говорили, что ты — сама смерть.

Он подставил лицо свежему ветру и зажмурился. Чья–то рука легла ему на плечо. Он обернулся: муаллим Тарзан протягивал ему револьвер.

— Стреляй своих врагов, и да поможет тебе Аллах… Он взял оружие, осмотрел его, попробовал курок.

— Сколько я тебе должен, муаллим Тарзан?

— Дарю!

— Да нет! Я надеюсь разбогатеть с твоей помощью!

— Сколько же раз для этого надо выстрелить?

Они снова сели на диван. Из–за двери донесся звонкий женский смех.

Тарзан ухмыльнулся.

— Это Hyp, помнишь ее? Саид поглядел в темноту.

— По–прежнему сюда ходит?

— Так, иногда. Увидит тебя — обрадуется.

— Кого–нибудь подцепила?

— Еще бы! Теперь у нее фабриканта–кондитера сынок! Муаллим окликнул мальчика–слугу.

— Ну–ка позови сюда Hyp!

Пусть зайдет. Посмотрим, что сделало с ней время. Как она тебя когда–то добивалась! Но твое сердце безраздельно принадлежало другой, изменнице. Когда стремишься к тому, кто к тебе глух, что может быть тяжелее? Это все равно как соловьиная песня, обращенная к камню, или ласковое дуновение ветерка, разбивающееся об острые зубцы ограды. Даже ее подарки ты отдавал той, что теперь зовется Набавия Илеш. Он стиснул зубы и потрогал револьвер в кармане. В дверях показалась ничего не подозревавшая Hyp. Увидела его, растерянно застыла на месте. Он пристально ее разглядывал и улыбался. Похудела. Лицо покрыто толстым слоем пудры. Узкое белое платье вызывающе обтягивает фигуру, юбка выше колен, бесстыдно обнаженные плечи. Коротко подстриженные волосы растрепало ветром. Кинулась к нему, сжала руку.

— Как я рада… — И засмеялась нервным смехом, скрывая волнение.

— Как поживаешь, Hyp?

Она опустилась на диван между ним и Тарзаном. Тарзан улыбнулся:

— Как видишь, она все такая же. А Нур сказала:

— Я-то хорошо, а ты как? Выглядишь как будто неплохо. Но глаза? Ты на кого–то зол, я вижу…

Он усмехнулся:

— Не понимаю!

— Ну, я не знаю, как тебе объяснить… Какой–то яростный взгляд, и на губах угроза…

Он рассмеялся, а потом сказал с сожалением:

— Сейчас твой кавалер за тобой заедет…

Она задорно тряхнула головой, смахивая со лба непокорную прядь:

— Ну и что? Он такой растяпа!

— Не важно. Все равно, ты теперь не свободна… Она хитро взглянула на него.

— Хочешь, я пошлю его ко всем чертям?

— Только не сегодня. Как–нибудь в другой раз, мы еще встретимся. — И уже серьезно добавил: — Говорят, неплохой кусок, а?

— И даже очень! Собираемся поехать на его машине в пустыню, к гробнице Мученика. Он любит там бывать.

Саид насторожился, и от нее это не скрылось.

— Говоришь, любит бывать в пустыне у гробницы Мученика?

Веки ее встревоженно вздрогнули. Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и, встревожась еще больше, с укором сказала:

— Вот видишь! Тебе нужна совсем не я! Но он как будто вовсе и не заметил обиды в ее голосе:

— Почему? Ты славная…

— Нет, тебе нужен мой богатый ухажер… Он усмехнулся:

— А я думаю о вас обоих сразу… Она испугалась.

— Если это откроется, я пропала. Отец его большой человек, да и родственников у него уйма! Тебе что, нужны деньги?

— А еще больше машина!

Он ласково ущипнул ее за щеку.

— Веди себя как ни в чем не бывало. Ничего ужасного не случится, и никто о тебе ничего не подумает. Я же не ребенок. А после этого мы будем очень часто встречаться, даже чаще, чем ты думаешь.

VI

Он стороной обошел казармы и углубился в пустыню, торопясь скорее добраться до цели. Аббасия была хорошо знакома ему еще с прежних времен, и теперь он шел уверенно, как по компасу. Завидев черневший при звездном свете круглый купол гробницы, осмотрелся. Где–то здесь. Пристально вглядываясь в темноту, стал обходить гробницу. Машины не было. Наконец у южной стороны он различил черный силуэт. Он решительно двинулся вперед, потом пригнулся и, уже крадучись, подобрался ближе. До слуха долетел прерывистый шепот и какие–то неясные звуки.

Очень сожалею, но придется нарушить ваше уединение. Сейчас на смену восторгу придет испуг. Что поделаешь, в этой жизни все радости недолговечны. «У нас хорошие намерения, но нам не хватает организованности», — говаривал, бывало, Рауф Альван. Он подкрался еще ближе и осторожно взялся за ручку автомобильной дверцы. Ощутил на лице жар от двигателя, с силой рванул ручку.

— Ни с места!

Испуганный вскрик. Два застывших от неожиданности силуэта. Он навел на них дуло револьвера.

— Одно движение, и я буду стрелять! Выходите! Жалобный голос Hyp: