Избранные произведения. Том 3

Хотя Климу помогали Заремба и еще трое нейрохирургов-клиницистов, устал он зверски, что усугублялось еще и отсутствием полноценного питания: оторваться от операции он не мог, а есть хотелось все сильней. Истощенный борьбой на два фронта: с внешними обстоятельствами, требующими абсолютной точности решений, жесткого напряжения всех душевных сил и знаний, и с внутренними побуждениями, Мальгин принял душ и еле дополз до институтской столовой, где съел две порции обеда, не обращая внимания на подшучивание осоловелого Зарембы. Молодой хирург не столько ел, сколько говорил — и на нем сказывались перевозбуждение и усталость, но в конце концов наступил момент, когда Мальгин насытился и едой и компанией.

— Иван, — проникновенно сказал он, с сожалением отрываясь от стола, — у Пруткова есть замечательный афоризм насчет фонтана. У меня от тебя голова болит.

— Если голова болит, значит, она есть, — изрек Заремба и выставил вперед ладони, заметив, какое впечатление произвела его шутка на Мальгина. — Все, все, не буду, а то в лягушку превратишься — если судить по взгляду. Кстати, как ты умудряешься работать со скоростью инка? Пирогов сегодня трижды во время операции не успевал за тобой переносить фокус сканера.

— Не заметил.

— Ну-ну, — пожал плечами Иван, с любопытством ожидая продолжения. — Ты уже всю информацию из «черных кладов» перекачал в оперативную память или нет? Поделись впечатлениями.

— Рано,- отрезал Мальгин, почувствовав беззвучный толчок в голову: кто-то пси-позвал его, знакомый и большой. Аристарх. Причем не издалека — где-то рядом.

Заремба разочарованно отодвинулся, и в этот момент в столовую вошли Железовский и Ромашин.

— Вот он где, герой нашего времени,- добродушно пошутил Ромашин.- Аристарх вычислил вас безошибочно, Клим.

— Где же еще его можно найти, кроме столовой, — пророкотал своим роскошным басом математик, подмигивая хирургу.

— Можно подумать, что ты иначе решаешь проблему питания, — сказал Мальгин, отвечая иронией на иронию. — Чтобы питать такие мышцы, надо в день съедать по два слона.

— Не обязательно, — ухмыльнулся Железовский. — Достаточно получасовой электроподзарядки. Хочешь научу?

— Научи, — с недоверием взглянул на Аристарха Клим.

— Только, ради бога, не здесь, — поспешил вмешаться Ромашин. — Клим, надо поговорить, есть проблемы.

— Тогда поднимемся ко мне наверх.

Заремба хотел было поучаствовать в беседе, но Мальгин выразительно покачал перед его носом пальцем, и молодой хирург вынужден был оставить компанию.

В уютном кабинете Мальгина они расселись по креслам, подогнав их по фигурам, и первым делом выпили по стакану березового коктейля: березовый и черносмородиновый сок, несколько капель лимонного, рябинового и мятного и газ. Железовский присмотрелся к изящному кокосу Мальгина, в глазах его зажглись насмешливые огоньки.

— Харитон, — сказал вдруг инк климовского костюма, так что тот вздрогнул: хирург ни о чем его не спрашивал и реплик не ждал.

— Ты что? — мысленно спросил он, ощущая постороннее пси-давление: будто ветер подул через голову.

— Он спросил, как меня зовут, я ответил, — флегматично отозвался Харитон.

— Почему же я не услышал тоже?

— Потому что моя передача потоньше,- раздался в голове Мальгина характерный, как удар гонга, пси-голос Железовского, сопровождаемый трассами желтых вспышек «перед глазами». — Ты должен был почувствовать только фон, резонансный «хвостик».

Мальгин кивнул. Математик, довольный эффектом, засмеялся — словно загрохотали камни, скатываясь в пропасть.

— Может быть, перейдем на звук, джентльмены?- вежливо осведомился Ромашин.

Железовский и Мальгин подняли вверх ладони, пальцы которых засветились вишневым накалом, будто раскаленные стальные прутья, а потом между ладонями проскочила с шипением синяя искра, — и свечение погасло.

— Поздравляю, мастер, — ухнул Железовский. — Кое-чему ты научился. А как насчет пси-блока?

— Попробуй пробить.

Оба замолчали: один пытался закрыть мозг от прослушивания, другой проникнуть за барьер защиты.

Лоб Мальгина заблестел от пота, а чудовищные мышцы Железовского напряглись так, что, казалось, лопнет кокос.

— Ну-ну, вы поосторожней,- забеспокоился Ромашин, до которого эхо схватки докатилось в виде всплесков шума. — Еще поломаете мне чего-нибудь ненароком, я не интрасенс, блоки ставить не могу.

— Годится, — сдался наконец математик. — А это сможешь?

Он сжал хрусталитовый стакан в кулаке, превратив его в тонкий беловатый стержень. Прежнюю форму стакан после этого не приобрел, хотя Ромашин знал, что по прочности и упругости хрусталит не уступает своему родственнику, знаменитому кевлару. Мальгин повторил его движение.

— А так?

Аристарх сел спиной к столику и вдруг сделал стремительный выпад рукой назад, по графину с коктейлем. Рука его не дошла до графина буквально миллиметр — графин даже не шевельнулся, хотя Клим наклонился, чтобы поймать его. Ромашин цокнул языком — оценил.

Мальгин развернул кресло, прикинул расстояние, скорость удара, путь руки по инерции после резкой остановки руки и… графин слетел со столика и врезался в стену. Снова «загрохотал камнепад» — смех Железовского.

— Малость не рассчитал.

Клим сконфузился. Математик назидательно поднял палец.

— Главное отличие интрасенса от нормального хомо не в физической силе, выносливости, скорости движений и так далее, а в точности дозировки мышечных усилий.

Теперь засмеялся Ромашин.

— Сколько еще в вас обоих детства.Ну ладно, Аристарху всего двадцать шесть лет, проявления мальчишества ему по возрасту положены, но тебе-то, Клим, уже тридцать четвертый.

Железовский порозовел,пряча за бесстрастностью недовольство собой, чувство вины и желание выглядеть человеком, внушающим уважение. Мальгин остался спокойным, не видя в своем поведении ничего особенного.

— Возраст — не гарантия опыта и мудрости. Недаром древняя пословица говорит: не спрашивай старого, спрашивай бывалого. Итак, что за проблемы перед нами?