Избранные произведения. Том 4

Казалось, он вышел на снежный склон одной из земных гор! Ослепительно сверкал язык ледника под солнцем, курились струйками облаков спины уходящих за горизонт гор,белое снежное поле падало в долину, упираясь в темно-зеленый гребень хвойного леса… Но не это остановило Филиппа: прямо перед ним врезалось в ледяную шею хребта глубокое черное окно пещеры, в окне текла звездная вуаль и по этой вуали шагала женщина в сияющем белом платье… Это была Аларика!

Вдруг панорама заснеженных гор исчезла, появилась обстановка модельной видеомастерской,напоминающей убранством конструкторскую лабораторию: вделанные в стены экраны мыслепроекторов, кресла, опутанные ажурными конструкциями,аппаратные стойки,видеопроекторы,подставки для голографических скульптур, музыкальные устройства… Одно не исчезло- черное, как вход в преисподнюю, окно и женщина в белом платье, шагающая по звездам… Она смотрела на пришельца строго и испытывающе, словно спрашивала, зачем он сюда явился.

Послышался тихий низкий смех.

Филипп оглянулся и увидел вторую Аларику, только одетую иначе — в голубую кофточку, такую же юбку с черной каймой.

Снова прозвучал низкий смех женщины.

— Что, нравится?

Филипп кивнул.

— Видеопласт?

— Конечно.Работа одного из наших дипломантов-дизайнеров на конкурс земного худсовета «Жизнь в космосе», он почему-то решил избрать меня в качестве прототипа, и вот результат. Правда, он говорит- незавершенный.

Филипп кивнул снова, переживая вдруг приступ ревности, и позавидовал художнику — тот мог любоваться Аларикой каждый день.

— Ангел в поле тьмы, — пробормотал он.

Аларика, прищурясь, посмотрела на него.

— Стихи?

Филипп продекламировал:

— По небу полуночи ангел летел

И тихую песню он пел…

В глазах женщины мелькнуло удивление, она улыбнулась и докончила:

— И месяц, и звезды, и тучи толпой

Внимали той песне святой.

— Лермонтов. Ты любишь Лермонтова?

Она подошла к пульту, провела рукой над датчиком программ, и объемная видеокартина разбилась на огненные осколки.

— Я не знала.Кстати,как ты меня нашел? Впрочем,наверное, через диспетчера, хотя не понимаю, почему он дал мои координаты постороннему человеку.

Это «постороннему» больно кольнуло Филиппа, и он даже сделал движение к двери, но Аларика опередила:

— Проходи,коль зашел, садись. Еще несколько минут, и ты меня не застал бы. Что стряслось?

Филипп сел напротив, стараясь не смотреть на спокойное красивое лицо женщины.

— Ничего не стряслось.Просто захотел тебя увидеть. Если ты торопишься, я могу уйти.

Она качнула головой, открыто рассматривая его.

— Не спешу. Просто на сегодня работа моя закончена.

Помолчали. Филипп перестал награждать себя в душе нелестными эпитетами, осмотрелся, потом начал рассматривать Аларику.

— Ты не женат?- наконец спросила она, удовлетворившись осмотром.

— Нет.

— И не был?

— Нет.- Он слегка улыбнулся.- Не из-за тебя…

— Верю.

Снова помолчали. Потом Филипп обвел глазами комнату.

— Почему ты здесь?

— Потому что я, кроме всего прочего, еще и художник-видеопластик. Год назад закончила ПИЭ — Петербургский институт эстетики.

— Я не знал.

— Ты многого не знал. Например…

— Что твой муж, Сергей Ребров, два года назад…

— Не надо об этом, я не то хотела сказать. Его смерть мало что меняет.

Филипп заставил себя промолчать. Аларика хотела казаться независимой и счастливой, но не следовало опускаться до словесных опровержений ее неправоты. Пять лет назад он слишком много говорил… И все-таки до чего же она красива! И недоступна!…

— Устал от космических путешествий? Все же незапланированные мероприятия. Как тебе показалась работа спасателей-безопасников?

— По-моему, однообразна, и утомительна.

Аларика снова засмеялась знакомым грудным смехом. Давно он не слышал этого смеха- вечность!

— Специфика работы безопасников весьма далека от молвы. Их работа не так заметна, как работа линейных спасательных отделов. Надеюсь, из формы ты не вышел? Ты ведь всегда так пекся о своей форме…

Знакомые выпады, знакомые интонации… Все возвращается на круги своя… все ли?

— Из формы я, конечно, вышел, все-таки потерял уйму тренировок. Наверстаю.

— Не сомневаюсь. Май говорил, что ты пиккер…

— Кто-кто?

— Пиккер,это его собственное словотворчество, означает- спортсмен, зависящий от совпадения пиков формы: физической, психической, эмоциональной, интеллектуальной.

Филипп с интересом посмотрел на Аларику.

— Май- это Ребров?К сожалению,он мне сказал,что это отрицательное качество для спортсмена и от него надо избавляться.

— Разве ты сам думаешь иначе?

Теперь уже засмеялся он.

— Ого!Ты снисходишь до разговора о спорте! Это явно прогресс! Кстати, твое появление в зале во время игр было для меня настолько неожиданным,что я чуть не сошел с дистанции.

На мгновение лицо Аларики стало холодным, чужим. Только на мгновение. Она отвернулась и сказала своим низким контральто,совсем спокойно,как о пустяке:

— Просто Сергей думал о спорте так же, как и ты, хотя у него, была иная цель в жизни.

— Интересно,- Филипп хмыкнул.- Ты знаешь мою цель? Какова же она?

Аларика встала и прошлась по комнате, касаясь рукой расставленной аппаратуры. Филипп невольно залюбовался ее фигурой и не успел отвести глаза — женщина в упор посмотрела на него:

— Твоя цель- просто жить! Не так?Не уверяй меня в обратном,не поверю, хотя я была бы рада…- Она прервала себя и снова села напротив.-Я бы поняла тебя, если бы ты стремился стать великим спортсменом или великим конструктором, честолюбия нет только у дураков и мертвых,но просто жить… Извини,не понимаю.

Тягостное молчание погасило разговор, как дождь гасит угли костра.

Филипп думал над словами Аларики,причем без обиды,что удивляло его самого, и усмирял интуицию, подсказывающую ему самые сказочные варианты дальнейших встреч с ней. Однако трезвый рассудок видел все в ином свете.

— Ты, наверное, права,- сказал он медленно через некоторое время.- Не во всем, конечно.Честолюбие у меня, к примеру, имеется. Говорят, я неплохой спортсмен и талантливый конструктор… Не знаю, как насчет таланта, но я действительно кое-чего стою. И все же это не то, по-твоему… Так? Дай мне подумать. Может быть, я тебя пойму…

— Подумай.- Аларика кивнула, в глазах ее снова мелькнуло удивление. Но Филипп слишком хорошо знал эти глаза, чтобы обмануться в выводах. И все же пять лет — не могли же они не изменить ее хотя бы в малом?…