Избранные сочинения в 9 томах. Том 6: Мерседес из Кастилии; Красный корсар

– Да, да, – сказал Ричард, стараясь прочистить горло и свирепо оглядываясь по сторонам, как бы ища, кому излить свое горе. – Да, да! Будь спокоен, Гвинея, все будет сделано. Могилой тебе будет море, и тебя похоронят как христианина. Все твои поручения будут исполнены. Много ты видел гроз на своем веку, и не раз ураган свистел над твоей головой. Может быть, ты и не испытал бы всего этого, если бы кожа твоя была другого цвета. Бывало, я дразнил тебя твоей чернотой и хвастался перед тобой своим белым цветом, но теперь от всей души прошу Бога простить меня, а ты, я знаю, простишь наверняка.

Негр сделал слабую попытку приподняться; рука его искала руку товарища, и он сказал:

– Мистер Фид просит прощение бедный негр! Господин на небе все прощать. Не думать больше об это!

– Вот это я называю быть великодушным, – сказал растроганный Ричард. – У нас с тобой еще много счетов. Помнишь, ты как-то вытащил меня из воды и вообще оказывал мне много услуг? Благодарю тебя за все! Кто знает, придется ли нам когда-нибудь плыть на одном корабле?

Умирающий сделал едва заметный знак, и матрос остановился, пытаясь понять его. Так как он в совершенстве знал характер негра, то, казалось, без труда понял его и ответил:

– Ладно, ладно, очень может быть. Я и в самом деле думаю, что на небе размещают людей в таком же порядке, как и здесь, на земле. Мы с тобой, наверное, встретимся, хотя ты и отплываешь первый. Не беспокойся насчет сигналов, я сейчас же узнаю тебя. Не забудь и мистера Гарри, мы отплываем с ним вместе, так что я уверен, что попаду на настоящую дорогу…

– Все это греховные мысли, которые только повредят тебе и твоему товарищу! – сказал священник. – Вы должны возложить надежду не на вашего офицера, а на…

– Постойте, – прервал Уайлдер, – негр хочет что-то сказать мне.

Сципион смотрел на своего офицера и снова сделал слабую попытку протянуть руку. Уайлдер быстро подал ему свою, и негр поднес ее к своим губам. Затем он вытянулся и упал, хотя угасавший взор все еще был устремлен на любимого господина, который всегда так хорошо обращался с ним.

Вокруг снова раздался возмущенный ропот.

– Надо покончить с ними! – закричал кто-то. – Труп – в море, а живых – на мачту!

– Как бы не так! – вскричал Фид с такой силой, что все на минуту остолбенели. – Посмейте только бросить в воду моряка, глаза которого еще не успели закрыться и голос которого еще звучит в ушах товарищей! Вы думаете, что так легко уметь связать, неуклюжие черти. Так вот же вам все ваши узлы и веревки.

Говоря это, старый матрос напряг все силы и разорвал веревки, которыми были связаны его руки, затем быстро приподнял тело негра и прижал его к себе.

– Кто из вас может похвалиться такой силой и ловкостью, какими обладал мой Сципион? Кто из вас делился когда-нибудь со своим больным товарищем последним куском или нес службу за ослабевшего? Ну, теперь тяните веревку и благодарите небо, что честные люди сегодня находятся в том положении, которое заслужили вы, висельники этакие!

– Кончайте! – закричал Найтингейл, сопровождая свои слова резким свистком дудки. – Им давно пора отправиться на небеса!

– Остановитесь! – вскричал священник, вовремя схватив веревку, которую готовились уже дернуть. – Умоляю вас именем Того, у Которого каждому из вас придется в свое время просить пощады и прощения, подождите еще минуту. Что значат эти слова? Кажется, глаза меня не обманывают: «Арк из Линнхейвена»?

– Да, да, – сказал Ричард, оттягивая веревку, чтобы иметь возможность свободнее говорить, и положил в рот остававшийся у него табак. – Вы ведь известный ученый, поэтому ничего нет мудреного, что так быстро разобрали слова, нацарапанные непривычной к этому делу рукой.

– Но что они значат? И почему они написаны на вашей коже? Подождите! Люди, чудовища, дьяволы! Неужели вам жаль подарить человеку, который должен умереть, одну минуту драгоценного времени? Оно так дорого в момент, когда нам приходится расставаться с жизнью!

– Остановитесь на минуту! – послышался глухой повелительный голос сзади.

– Что значат эти слова? Я спрашиваю вас, – повторил священник.

– Это ни более ни менее как выдержка из корабельного журнала, где записано одно обстоятельство, которое теперь не имеет никакого значения, так как те, кого оно касается, отправляются в последнее плавание. Негр сказал об ожерелье, но он думал тогда, что я могу оставаться в гавани, а он поплывет между небом и землей к последней пристани.

– Что все это значит? – раздался тихий, дрожащий голос миссис Уиллис. – К чему все эти вопросы? Неужели предчувствие не обмануло меня и что-то говорит здесь о кровных узах?

– Успокойтесь, сударыня! К чему волновать себя раньше времени?! Арк из Линнхейвена – название поместья моего близкого друга, и там-то я получил и сдал на корабль сокровище, которое вы мне доверили, но…

– Говорите! – вскричала она, бросаясь как сумасшедшая к Уайлдеру. Схватив веревку, которая минуту тому назад туго охватывала его шею, она с необычайной для женщины ловкостью развязала ее. – Так это было не название корабля?

– Разумеется, нет! Но почему вы так волнуетесь?

– Ожерелье! Ожерелье! Расскажите мне об ожерелье!

– Я думаю, теперь это совершенно лишнее, сударыня, – сказал Фид, который хладнокровно последовал примеру Уайлдера и ослабил веревку на шее.

Воспользовавшись тем, что его руки были свободны, он снял душившую его веревку, не обращая ни малейшего внимания на своих палачей, которые хотели броситься на него, но были остановлены грозным взглядом начальника.

– Сначала дайте мне освободиться от этой веревки, потому что неприлично для такой мелкой сошки, как я, отправляться в незнакомое море впереди своего офицера. Что же касается ожерелья, то это слишком громко сказано: это был просто собачий ошейник.

– Читайте! – сказала дама, глаза которой были полны слез. – Читайте, – повторила она, указывая священнику дрожащей рукой надпись на металлической пластинке.

– Боже мой! Что я вижу! «Нептун», принадлежит Полю де Лэси…

Пронзительный крик вырвался из груди дамы; она подняла руки к небу, как бы в знак благодарности, и затем, придя в себя, нежно прижала Уайлдера к своему сердцу.

– Дитя мое, дитя мое! – страстно повторяла она. – Вы не осмелитесь отнять у матери, которая была так долго несчастна, ее единственного ребенка! Возвратите мне сына, и я буду вечно молиться за вас! Вы храбры, стало быть, сострадание не чуждо вам. Невозможно, чтобы в этих обстоятельствах вы не видели десницы Божией. Отдайте сына, мое дитя, и возьмите себе все остальное. Предки моего сына были славными моряками, и вы не захотите погубить его. Вдова де Лэси умоляет вас пощадить ее сына. Мать на коленях умоляет помиловать его. О, отдайте мне мое дитя!

Когда звуки ее голоса замерли в воздухе, на корабле воцарилось молчание. Суровые пираты нерешительно переглядывались друг с другом. Но и расстаться с удовлетворением овладевшей ими жажды мести они не могли. Тут в дело вмешался человек, приказания которого всегда неукоснительно исполнялись и который умел успокаивать и возбуждать их страсти по своему желанию. С минуту он оставался безмолвным. Стоявшие вокруг него люди раздвинулись, заметив в его взгляде такое выражение, которого они никогда не видели у него прежде. Его лицо было так же бледно, как и лицо несчастной матери. Раза три пытался он заговорить, но голос не повиновался ему. Наконец, едва скрывая волнение, он произнес повелительным тоном: