Избранные труды
Шрифт:
Так, например, исправление и перевоспитание является одной из целей наказания, вместе с тем оно является средством достижения другой цели наказания – предупреждения совершения новых преступлений. В свою очередь предупреждение преступлений, будучи целью наказания, вместе с тем является средством ликвидации преступности.
Точно так же решается вопрос о лишениях и страданиях, которые причиняются виновному при исполнении наказания.
Диалектический подход к уяснению сущности наказания по советскому уголовному праву позволяет сделать вывод, что страдания и лишения, с одной стороны, являются свойством наказания, а с другой стороны, причинение страданий, лишений, ограничений в правах является карой за совершенное общественно опасное деяние и в этом смысле выступает как одна из целей наказания (возмездия). Однако и как свойство наказания (как средство достижения целей исправления), и как цель удовлетворения моральных и политических требований социалистического общества, эти ограничения в правах и лишения определяются в целях борьбы
Авторы, выступающие против признания кары в качестве цели наказания, ссылаются часто на закон (ст. 20 Основ, ст. 20 УК РСФСР), в котором говорится, что «наказание не имеет целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства». Они считают, что это указание закона означает отрицание кары, возмездия в качестве цели наказания. Однако это не так. Закон запрещает причинение не всяких страданий, а только страданий физических и унижающих человеческое достоинство.
При возмездии же причиняются страдания и лишения, которые являются необходимым свойством наказания, т. е. которые не причиняют физических страданий и не унижают человеческого достоинства. Кроме того, кара, возмездие вовсе не означают причинение страданий и лишений в качестве самоцели, ради самих страданий. Они причиняются для удовлетворения чувства справедливости советских граждан. Следовательно, из этой части закона совсем не следует, что наказание не преследует цели кары.
Наоборот, сравнение нового и старого законодательства, посвященного целям наказания, позволяет сделать вывод, что законодатель рассматривает кару в качестве одной из целей наказания. [366] В ст. 4 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. (ст. 9 УК РСФСР 1926 г.) прямо говорилось, что «задач возмездия и кары уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик не ставит».
Появление такой формулировки в законодательстве объясняется тем, что авторы этих законодательных актов по уголовному праву находились под определенным влиянием социологической школы, сторонники которой вообще стремились ликвидировать понятия «преступление» и «наказание» и заменить их понятиями «опасное состояние» и «меры социальной защиты».
366
Председатель Комиссии законодательных предположений Верховного Совета Казахской ССР депутат Сапаргалиев М. С. в докладе об утверждении проектов Уголовного, Уголовно-процессуального кодексов Казахской ССР и проекта Закона о судоустройстве Казахской ССР отмечал, что проект УК Казахской ССР «ставит перед наказанием цель не только карать, но исправлять и перевоспитывать осужденных и предупреждать совершение новых преступлений как осужденными, так и другими лицами» (Заседания Верховного Совета Казахской ССР пятого созыва (вторая сессия). Алма-Ата, Казгосиздат, 1959. С. 99).
За наказанием отрицалась роль правового последствия преступления. Признание наказания карой, возмездием за совершенное преступление противоречило бы всей концепции сторонников социологической школы.
Преодоление влияния социологической школы в теории уголовного права привело и к изменению законодательства. В действующем уголовном законодательстве, начиная с 1934 г., вместо термина «меры социальной защиты» употребляется термин «наказание».
В ст. 3 Закона о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик 1938 г. впервые говорилось о том, что наказание карает преступника: «Советский суд, применяя меры уголовного наказания, не только карает преступников, но также имеет своей целью исправление и перевоспитание преступника».
В ст. 20 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, где сформулированы цели наказания, уже отсутствует указание на то, что кара и возмездие не являются задачей наказания. Закон устанавливает, что наказание карает преступника. Общепризнана точка зрения, согласно которой кара является обязательным элементом наказания. «Наказание по своему содержанию всегда заключает в себе лишение преступника какого-либо блага (жизни, прав, имущества, свободы и т. д.), и, таким образом, наказание, как всякое лишение, связано со страданием преступника. Именно поэтому наказание является карой». [367] Но что же понимают под карой теоретики уголовного права, отрицающие кару как цель наказания? «Наказание является карой, потому что оно: а) назначается за совершенное деяние; б) определяется в соответствии с совершенным деянием; в) связано с принуждением и причиняет страдания», [368] – пишет М. Д. Шаргородский. Таким образом, под карой он понимает причинение страданий преступнику за совершенное деяние и в соответствии с ним.
367
Шаргородский М. Д. Вопросы наказания в проекте Уголовного кодекса СССР // Советское государство и право. 1955. № 1.
С. 53.368
Шаргородский М. Д. Вопросы общего учения о наказании в теории советского права на современном этапе. С. 141.
Но такое понятие кары невозможно обосновать, не признав кару, возмездие в качестве одной из целей наказания. Действительно, чем можно объяснить наличие в советском уголовном праве такого важного принципа, как соответствие тяжести наказания тяжести совершенного преступления?
Размер конкретного наказания, назначаемого преступнику, зависит не только от характера совершенного преступления, но и от личности виновного и всех других обстоятельств дела.
Однако нельзя согласиться с М. Д. Шаргородским, который пишет, что «размер» страдания определяется вовсе не деянием (и во всяком случае не только деянием), а находится в зависимости от восприятия отдельных обстоятельств конкретным субъектом (по-разному, например, относятся к пребыванию в колонии лицо, впервые туда попавшее, и вор-рецидивист).
Одно и то же наказание может по-разному восприниматься различными людьми, но, как правило, вид наказания, который рассматривается законодателем в качестве более тяжкого по сравнению с другими видами наказаний, точно так же оценивается и преступниками. По законодательству же более тяжкое преступление влечет применение к виновному, как правило, более тяжкого наказания. «Размер» страданий, которые причиняются преступнику, таким образом, зависит прежде всего от тяжести совершенного преступления и лишь во вторую очередь определяется потребностями достижения такой цели наказания, как исправление и перевоспитание.
Представлять дело так, что тяжкое наказание назначается за тяжкое преступление потому, что более тяжкие преступления совершают лица, сознание которых более испорчено с точки зрения нашей морали, не совсем правильно, так как это не соответствует действительному положению вещей.
Например, кража социалистического имущества, совершенная особо опасным рецидивистом, наказывается лишением свободы на срок до 15 лет с конфискацией имущества или без таковой (ч. 3 ст. 89 УК РСФСР), а кража личного имущества граждан особо опасным рецидивистом – лишением свободы на срок до 10 лет (ч. 3 ст. 144 УК РСФСР). Законодатель предусмотрел в этих законах различные по тяжести наказания, хотя степень испорченности лиц, совершающих эти преступления, может быть совершенно одинаковой.
Известно также, что диверсанта, который пытался совершить преступление под влиянием обмана со стороны иностранной разведки, исправить и перевоспитать часто бывает значительно легче, чем вора-карманника. А. М. Горький правильно отмечал, что «…воришек очень трудно перековывать вследствие силы их озлобленности против людей, вследствие их безнадежного отношения к жизни, к самим себе». [369] Тем не менее законодатель за диверсию установил значительно более тяжкое наказание, чем за кражу.
369
Горький А. М. Собр. соч. Т. 27. М., Гослитиздат. 1953. С. 508.
Установление принципа соответствия тяжести наказания тяжести преступления можно объяснить только тем, что перед наказанием, кроме цели исправления преступника и предупреждения преступлений, ставится также цель кары преступника. Чем более тяжелый ущерб причиняет или стремится причинить преступник обществу, тем более тяжкими страданиями и лишениями он должен искупить свою вину перед ним. Такое решение вопроса является справедливым с точки зрения нашей социалистической морали.
Не признавая, что наказание имеет одной из своих целей кару, невозможно обосновать необходимость элементов лишения и страдания в наказании. Марксистско-ленинская наука говорит о том, что наиболее эффективным средством воспитания, людей является общественно полезный труд, политико-воспитательная работа и иные средства убеждения. А если так, то непонятно, почему в содержание наказания входят страдания и лишения? Ответы на этот вопрос могут быть такими: 1) страдания и лишения выступают в данном случае как дополнительное средство воспитания. Но откуда известно, что для исправления и перевоспитания конкретного преступника, особенно если он совершил преступление впервые, эти дополнительные меры потребуются? 2) страдания и лишения в наказании необходимы для устрашения как самого преступника, так и других неустойчивых членов нашего общества. Но ведь устрашающее воздействие наказания как раз и заключается в угрозе возмездием за совершение преступления. Во всех случаях, когда страдания и лишения причиняются преступнику лишь для достижения цели общего предупреждения, особенно наглядно проявляется карательная сторона наказания, например, при применении смертной казни.
Смертная казнь оказывает определенное воспитательное воздействие на других неустойчивых членов нашего общества и предупреждает совершение преступлений с их стороны. В отношении же самого преступника она преследует лишь одну цель – цель возмездия. Так же обстоит дело в случаях, когда в исправительно-трудовых учреждениях продолжают содержаться лица, уже исправившиеся и перевоспитавшиеся, только потому, что они не отбыли установленную законом к обязательному отбытию часть наказания (ст. 53 и 55 УК РСФСР).