Изгои. Роман о беглых олигархах

– Ушлый паренек, с фантазией, – заметил я.

– Дык я ж и говорю, – старик вдруг впервые за все это время поглядел на меня и сделался серьезным. Нахмурил таежные брови и почесал левый висок. – Давай сюда эту.

Меня начал слегка раздражать весь этот абсурд, и я резко бросил:

– Чего еще? Какую эту?

– Эту, которую тебе там дали. У тебя в левой руке которая, – старик еще больше нахмурился и буравил меня взглядом. Я отметил про себя, что глаза у него были злыми необычайно. Таких откровенно злых глаз я вообще никогда не видел, мне даже стало не по себе. Я и забыл про то, что левая моя рука все еще сжата, и, раскрыв ладонь, увидел черную, примитивно сделанную человеческую фигурку. Такую мог слепить ребенок дошкольного возраста или вырезать из камня пещерный человек. Из чего именно была сделана эта фигурка, я так и не понял.

– Ну! Чего тянешь кота за муда? – рявкнул старик.

Я наклонился и положил перед ним фигурку, он жадно схватил ее и принялся обнюхивать. В том, как он это делал, не было ничего человеческого, словно передо мной на полу сидел странный зверь.

– Она, – с удовлетворением в голосе констатировал наконец этот безногий индивид. – Куды будем энвольтировать?

Я не рискнул переспрашивать, лишь пожал плечами, мол, «мне все равно». Значение мудреного глагола «энвольтировать» мне как-то не встречалось.

– Так, понятно. Ну, тады я сам.

Он поднял подсвечник и талым воском единственной свечки полил на фигурку. Он капал до тех пор, пока воск, застыв, полностью не облепил ее головку. Тогда, отставив свечку, старик схватил свой карандаш, вновь пробубнил что-то себе под нос и воткнул карандашный, иглой отточенный грифель фигурке прямо в горло. Затем быстро вытянул руку и замер.

Несколько секунд ничего не происходило, а потом из крохотной дырочки, оставшейся в воске после укола грифелем, показалась красная капля. Она быстро набухала, и вот уже не было никаких сомнений, что капля эта не что иное, как кровь. Старик ожил, что-то повторил несколько раз громким голосом, и вдруг капля превратилась в тугую, фонтаном бьющую струю. Он подставил под нее свое лицо, и вмиг белая борода его сделалась красной.

– У-у-у, – в экстазе выл старик и жадно глотал кровь, а я почувствовал, что меня вот-вот вывернет наизнанку. И это непременно произошло бы, но струя начала иссякать и довольно быстро прекратилась. Старик положил фигурку возле подсвечника и булькающим голосом сказал: – Поди-ка сюда.

Я подошел.

– Протяни руку, – при этом он протянул мне свою, скрюченную, словно куриная лапа. Я вздрогнул, когда он прикоснулся ко мне. Он был абсолютно… холодным! Не таким, как бывает, когда замерзнешь на ледяном ветру. Даже тогда в озябшем теле чувствуется жизнь, ощущается движение крови. Нет. Он был холодным иначе. Я с трудом вытерпел его рукопожатие.

– Пьетроф, – представился старик. – Друид.

– Павел, – честно признался я.

– Ну, иди. Чего уж, – задумчиво пробормотал старик и достал откуда-то из-под себя новый, незаточенный карандаш.

* * *

Я очнулся на той же кушетке в китайском заведении. Возле меня стояла подставка с погасшей и давно остывшей трубкой. Так это лишь сон? О, да… Мое тело было разбито, голова кружилась, а во рту стоял сладковатый привкус гнилой картошки. Я прохрипел какие-то слова, совершенно не понимая их смысла. Пришел китаец, напоил меня отваром из глиняной чашки. Стало легче, но лишь на мгновение. Почти сразу на смену легкости пришла забота. А что я могу сделать с Микаэлом? Да ничего. Жаль, что не бывает чудес на свете. Вернее, бывают, но не со мной.

Вышел на улицу. Огляделся. Улица как улица, ничего особенного: магазины, парикмахерские, офисы. Все, разумеется, закрыто – ночь на дворе. Возле одной вывески я остановился, еще не осознав до конца, что заставило меня сделать это. Не веря глазам своим, прочел: «Спиритический салон „Сила друида“. Гадание и прочие оккультные услуги за скромную плату». Дверь в кирпичной стене и лампочка без абажура. Никогда больше не буду курить этой дури, а вот выкурить сигарету, пожалуй, было бы неплохо. Вытащил пачку, полез в карман достать зажигалку и рядом с ней нащупал что-то незнакомое. Секунду спустя я с недоумением разглядывал лежащую на ладони фигурку, смутно вспоминая, где я мог ее видеть до этого. Вспомнил. Некоторое время взгляд мой бешено перескакивал с вывески на ладонь, и неизвестно в какую пропасть безрассудства я упал бы, не возьми я себя в руки. Так, надо рассуждать логически. Откуда в кармане эта штука? Я не верю ни в каких чертей, друидов и прочую ерунду, привидевшуюся по обкурке. Значит, кто-то положил ее мне в карман? Кто же это мог быть? Разумеется, тот китаец, когда я спал!

Бормоча себе под нос весь этот бред, я вернулся в курильню и принялся стучать в закрытую дверь, громко требуя хозяина. Его испуганная физиономия появилась в дверном проеме спустя мгновение:

– Мы закрыты, сэр. Приходите завтра.

– Послушай, как тебя?

– Сяо, господин.

– Ага. Вот что, Сяо, ты не мог бы объяснить, что это такое? – я показал ему фигурку.

– О! Это небольшой сувенир. Мы все время кладем его нашим посетителям. Подарок, – с облегчением ответил китаец Сяо и захлопнул дверь, лишив меня возможности спрашивать. Я все-таки закурил, какое-то время постоял, разглядывая окаянную фигурку. Не верю я во всю эту чертовщину. Этого не бывает.

Фигурка была из черной пластмассы. Я повертел ее в руках и неизвестно зачем прижег ее головку окурком. Головка расплавилась, а я бросил испорченную вещицу на тротуар. Подул ветер, и влекомая им фигурка придвинулась к решетке сточной канавы и провалилась между ее прутьями. А я пошел домой.

* * *

…Микаэл имел одну слабость. Вернее, слабостей у него было, конечно, больше, и среди них встречались как относительно безвредные, так и довольно опасные, но отказаться от этой он никогда и не помышлял. Эта слабость была не только безвредной, она была совершенно безобидной, да и слабостью-то могла считаться с большой натяжкой. Микаэл очень любил пить гранатовый сок. Азербайджанского производства. Непременно азербайджанского, никакого другого он не признавал. Считал, что сок граната обновляет кровь, оздоравливает и вообще чрезвычайно полезен. Купить такой сок в Лондоне и вообще в Англии было невозможно, поэтому Микаэлу завозили его самолетом. Несколько поставок в год. Сок разливали в литровые стеклянные бутылки и упаковывали в ящички по шесть штук. Бутылки производились там же, в солнечном Азербайджане, на стекольном заводе в славном городке Али-Байрамлы. Затем их поставляли на линию по розливу, пропаривали, наполняли соком, закупоривали винтовой крышкой и пластиковой пленкой для пущей герметичности. При открытии каждая бутылка должна была издавать легкий вакуумный хлопок.

В то утро Микаэл, как обычно, достал из холодильника закупоренную бутылку, встряхнул ее, поставил на стол. Провернул крышку, раздался контрольный звук, и в этот момент тончайший, острый, словно иголка, кусок стекла, полоска, отколовшаяся от горлышка, опустилась на дно бутылки. Микаэл налил себе полный высокий стакан и собирался было сделать первый глоток, как вдруг его отвлек телефон. Он поставил стакан обратно, стал разговаривать и темпераментно жестикулировать, как это принято, пожалуй, у всех без исключения кавказцев. В очередной раз взмахнув рукой, он сбил стакан и выругался. Хотел позвать прислугу, но передумал. Поднял с пола стакан (тот чудом остался цел) и вновь наполнил его из бутылки. Полоска стекла из бутылки перекочевала в стакан вместе с соком. Телефонный разговор носил нервный характер, и в горле у Микаэла пересохло. Поэтому он выпил весь сок, залпом.

Острая стеклянная полоска впилась ему в горло, и Микаэл не сразу понял, что мешает ему нормально дышать. У него еще был шанс, он мог покашлять, тогда стекло наверняка вылетело бы, но Микаэл сглотнул, после чего стеклянная полоска еще основательнее застряла в гортани. Он схватился за горло, надавил, и все его большое, грузное тело прошил заряд боли. Микаэл вдруг понял, что произошло. Он схватил бутылку, увидел выщербину на горлышке и почувствовал, как спину мгновенно покрыл холодный пот. Больше всего Микаэл боялся вот такой вот внезапной смерти. Учитывая характер его занятий, у него были веские причины опасаться за свою жизнь. Микаэл был уверен в своей охране, в том, что здесь, в культурной европейской стране, с ним ничего не может случиться. Он прогадал.

Автомобиль реанимации приехал за ним очень быстро. К тому времени Микаэла перенесли в кабинет, уложили на диван, и он чувствовал на губах соленую кровь. Свою кровь. Это вселяло в него настоящий ужас, его колотил озноб, артериальное давление зашкаливало, сердце молотило, как бешеное, не справляясь с количеством адреналина в крови. Врач, осмотревший его, лишь успокоительно улыбнулся: «Перестаньте волноваться, сэр. От этого не умирают. Вас ожидает легкая операция, ничего серьезного, прогноз благоприятен». В госпитале Святого Варфоломея его довольно неторопливо доставили в операционную. Рекомендация врача «Скорой помощи» оказалась пустой и страшной. Рентген показал, что тонкая стеклянная игла, вызвав обширное внутреннее кровотечение, попала в артерию и неумолимо продвигается к головному мозгу. Врачи боролись за жизнь Микаэла четыре с половиной часа. Они ничего не смогли сделать.