Измена мужа. После

– Какую еще любовницу? – Лидия Георгиевна смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых, как и в моих, дрожит соленая влага. – Алина, ты уверена, что не ошибаешься? Ведь нельзя же огульно обвинять человека в измене… Все может быть не так, как кажется на первый взгляд…

– Я вернулась из командировки на день раньше и застукала его в постели с секретаршей, – цежу я. – Вы уж простите за подробности, Лидия Георгиевна, но я хочу, чтобы вы понимали, ошибки тут быть не может.

Возможно, недальновидно посвящать в детали Димину маму, но для меня это своеобразный способ поставить точку. Ведь чем больше людей узнают о том, как гадко он со мной обошелся, тем меньше будет соблазн его простить.

Я намеренно перекрываю пути к отступлению. Намеренно пресекаю свое возможное малодушие.

Какое-то время Лидия Георгиевна молчит. Не издает ни звука, лишь стремительно бледнеет. Затем испускает протяжный вздох и хрипло изрекает:

– Ну дела…

Шипение кастрюли приводит ее в чувства. Она поднимается на ноги, подходит к плите и выключает газовую конфорку. Наблюдаю за ее слегка заторможенными действиями и не произношу ни слова. Понимаю, что свекрови нужно время, чтобы переварить информацию.

– И что теперь думаешь делать? – примерно через минуту интересуется она.

– Хочу съехать с детьми из дома. Как у регулирую жилищный вопрос, подам на развод.

Морально готовлюсь к тому, что свекровь начнет меня отговаривать, и уже готовлю контраргументы, но она внезапно выдает:

– Если хочешь, можешь пока пожить у меня.

Ого… А вот это и впрямь неожиданно!

– Спасибо, Лидия Георгиевна, но я уже подыскала временное жилье. Подруга предложила пожить в ее пустующей квартире. Так что мы пока там. А дальше – видно будет.

– Понятно, – растерянно тянет она, а затем вскидывает на меня печальный взгляд и спрашивает. – То есть ты приняла окончательное решение?

– Хотелось бы верить, что да.

Снова повисает пауза, а затем свекровь продолжает:

– Ты знаешь, как я люблю деток и тебя… И, конечно, хочу, чтобы вы с Димой прожили вместе до старости, ведь лучшей жены ему не найти, – она утирает нос салфеткой и всхлипывает. – Но, если ты не сможешь его простить, я тебя пойму и поддержу…

Такого ответа я никак не ждала. Даже родная мать заняла сторону моего гулящего мужа, поэтому на поддержку свекрови я совсем не рассчитывала. А тут такое…

– Спасибо вам, Лидия Георгиевна, – приближаюсь и обнимаю ее за плечи. – Для меня это много значит.

– Надеюсь, на наших отношениях это не отразится? – вскидывает на меня боязливый взгляд. – Я же без Мишки с Маришкой жизни не представляю…

– Ну что вы? У меня и в мыслях нет ограничивать общение детей с вами или с отцом, – спешу заверить я. – Вы же родные люди! Да и наши с Димой размолвки никого, кроме нас, не касаются.

Я и правда не собираюсь заниматься грязными манипуляциями. На мой взгляд, это низко.

– Мамочка! – на кухню влетает Марина. – Я нарисовала тебя на море!

Сует мне под нос свое творение.

– Очень красиво! Спасибо, солнышко.

Дочь довольно улыбается, а затем с подозрением косится на Лидию Георгиевну:

– Бабуль, ты что, плачешь?

– Нет, Мариш, просто в глаз что-то попало, – отзывается она. – Ты давай, тоже иди мой руки. Сейчас вместе с мамой пообедаем.

Глава 16

Разумеется, скрыть от Димы свое местонахождение не вышло. Дети разболтали, что мы живем в квартире тети Сони, и муж тотчас сюда примчался. Вел долгие изматывающие разговоры, которые сводились к одному: я должна его простить. Мол, ошибиться может каждый и это вовсе не повод рвать крепкую и счастливую супружескую связь.

Пока Дима демонстрировал свое красноречие, я в основном молчала. Мои доводы он не слышал, а доказывать свою позицию с пеной у рта я не видела смысла. В итоге муж покинул квартиру со словами: «Я дам тебе время прийти в себя, а потом непременно заберу обратно».

На новость о том, что мы какое-то время поживем отдельно от папы, дети отреагировали довольно болезненно. Мишка замкнулся в себе, Маришка расплакалась. Я пыталась плавно подготовить их к переменам, но получалось, говоря по правде, с трудом. Если дочь в силу юного возраста поверила моим утешающим речам, то сын как-то сразу ощетинился. Дескать, не надо делать из меня дурака, так и скажи, что вы с папой разводитесь.

Слово «развод» я пока намеренно не употребляла. Уж слишком оно острое, ранящее и болючее. Я предпочла отложить его на потом. До тех пор, когда мы все будем к нему готовы.

Больничный пролетает довольно быстро, и новый понедельник начинается с необходимости наносить макияж, ведь сегодня мне предстоит идти на работу. Завожу детей в школу, а потом направляюсь в офис. Погружаться в атмосферу бумажной волокиты, цифр и вечных дедлайнов до жути не хочется, но выбора нет. Сейчас мне как никогда нужны деньги.

Естественно, никто на работе не знает о моей семейной драме, и я намереваюсь держать коллег в неведении как можно дольше. Развод – в принципе довольно неприятный жизненный опыт, а когда его муссируют все, кому не лень, он грозит стать и вовсе невыносимым.

Первая половина трудового дня проходит гладко, и на какое-то время я почти забываю о своей неудавшейся личной жизни, однако потом случается нечто такое, что вновь подрывает мой хрупкий душевный покой.

– Здравствуйте! Волгина Алина Андреевна тут работает? – на пороге нашего кабинета появляется парень в синей униформе со здоровенной корзиной роз наперевес.

Всеобщие взгляды обращаются к нему, и моя коллега Вика, сидящая рядом, находится первой:

– Да-да, Алина Андреевна – это она, – тычет пальцем в мою сторону.

Курьер приближается и водружает на мой стол цветочную корзину.

– Алина Андреевна, это вам.

– Я не заказывала, – отвечаю я, ловя заинтересованные взгляды коллег.

– Это подарок, – объявляет парень, а затем скрывается в дверях.

Несколько секунд смотрю на гигантский букет крупных алых роз и тяжело вздыхаю. Восторга нет и в помине. Во-первых, я терпеть не могу показные жесты. Во-вторых, равнодушна к розам.

За шестнадцать лет брака Дима так и не запомнил, что мои любимые цветы – гипсофилы.

– Очевидно, вас кто-то очень сильно любит, – хихикает проходящая мимо Ниночка.

Ага, как же. Любит. Это только в мыльных сериалах любовь измеряется цветами, а в реальной жизни все иначе.

Снимаю с красных бутонов открытку и читаю: «Мое сердце принадлежит только тебе. С любовью, Дима».

Хм, забавно, что он написал лишь про сердце. В текущих условиях было бы куда интересней узнать, кому принадлежит его тело. Только мне и Ясмине? Или у него там целая дюжина «хозяек»?