Измена. Искры над пеплом

Киваю и бегу наверх. В комнату захожу с содроганием. Моё некогда любимое и уютное гнёздышко стало окончательно чужим и отторгающим. В сторону кровати даже смотреть не хочется. Противно.

Достаю из гардеробной большой чемодан и торопливо скидываю в него вещи с полки и плечиков. Туда же отправляю косметику, зарядки для гаджетов, рабочий ноут… Из сейфа достаю загранку и другие свои документы, а вот свидетельства о браке не нахожу, хотя уверена была, что оно здесь быть должно. Спрятал что ли? Ну и чёрт с ним! И так выкручусь.

Под стопкой бумаг на нижней полке замечаю золотистую коробку. Выуживаю её. Рассматриваю. На крышке выбитая золотом надпись «SPANISH GOLD FLY» и изображение мухи. Внутри – картонные коробочки, имитирующие золотые слитки. “Sex drops”. Мне не нужно быть экспертом, чтобы понять что это. Стимулятор. Пары коробочек не хватает. Господи, как противно-то! Это конечно не оружие насильников, но всё равно мерзко до одури от мысли, что он даже в этом моменте мною манипулировал. С кем я жила всё это время, и сколько ещё гадких открытий мне предстоит сделать?

Глава 40

Воробей

– Слушай, мужик, – обращается он ко мне едва Маша покидает комнату, – Ты вроде бы человек разумный, врач как-никак. Ну так вот, я с тобой серьезно поговорить хочу. Я понимаю, как вот это всё со стороны выглядит, но поверь, Маше действительно требуется врачебная помощь. Знаю, что её рассказы звучат убедительно, но, клянусь тебе, все эти истории и обвинения – это лишь плод её больной фантазии. Всё началось после того, как она забеременела. Она рассеянной стала, какие-то события забывала, а какие-то наоборот как будто бы из воздуха брала. Сначала я не придавал значения её маленьким странностям, списывал всё на буйство гормонов и прочие… а потом эта трагедия случилась, ну ты знаешь о чём я… и она сорвалась окончательно.

У меня нет никакого желания выслушивать все эти гадости, направленные в сторону Маши, но я сдерживаюсь. Хочу понять, чем этот чёрт дышит.

– Георгий, я понимаю, что тебе неприятно всё это слушать, но ты же её друг, вроде как. Вот и подойди к этому вопросу как друг. Она вот к тебе среди ночи сбежала… раздетая, практически голая. Сбежала просто потому, что ей очередной какой-то глюк примерещился. На дворе конец декабря и она в таком виде... Ты понимаешь, что это уже не просто чудачество безобидное. С ней же что угодно произойти могло! И я не только про мороз. Мало ли ночью ушлёпков по улицам шарится. Это саморазрушение, Георгий. Ты же понимаешь. Она сейчас для самой себя опасна, – он входит в раж, явно ободрён моим молчанием, – И не только для себя. С Катей вон как обошлась. Выставила девчонку за дверь на ночь глядя и даже не поинтересовалась, есть ли той куда пойти. И ладно бы, если бы то, что она на сестру наговаривает хоть отчасти соответствовало действительности! Но в этих бреднях ни крупицы от реальности нет. Понимаешь?! Нас с Катей связывает лишь родственная симпатия, не более. Ничего из того, что рассказывает Маша в действительности не происходило.

– То есть ты утверждаешь, что у Маши помрачение сознания и ей нужно лечиться?

– Да! Именно это я и хочу до тебя донести! – подхватывает он, с явным облегчением, – Она больна. Но я знаю, что она может прийти в норму. У меня хороший специалист есть. Убеди её вернуться домой. Перестань потакать её бредням. И, уверен, через несколько месяцев мы её просто не узнаем…

– Ага, это уж точно, – делаю к нему шаг, сдерживаясь, чтобы не врезать по этой наглой, самодовольной морде, – Слушай, ты: я так понимаю, что ты решил, что сможешь Мышку в чокнутые записать? Так вот – настоятельно советую от этой идеи отказаться. Не знаю нахрена тебе всё это нужно, но свои грязные делишки в отношении неё ты прекращаешь, иначе будешь иметь дело со мной. Я больше не позволю тебе причинить ей зло. Маша в своём уме, она – абсолютно нормальный, здравомыслящий человек. В этом я уверен на все сто. Как и в том, что ты – конченный подонок и дегенерат, намеренно доводящий её до нервного срыва. Заруби себе на носу: узнаю, что ты её преследуешь или иначе как-то ей вредишь – пеняй на себя, шею тебе сверну, не задумываясь. Усёк?

Выражение мнимой заботы мгновенно слетает с его холёной физиономии, обнажая спрятанное под маской естество. Губы изгибаются в кривой издевательской ухмылке, в глазах ненависть плещется. Он прищуривается, шипит злобно:

– Ты решил, что можешь на меня в моём собственном доме наезжать, защитничек? Что ты о себе возомнил, докторишка?! Откуда ты вообще такой взялся? Благородного тут из себя корчишь, а сам к чужой бабе клинья подбиваешь. Оставь мою жену в покое! О ней и без тебя есть кому позаботиться. Ты ей никто! Так – недоразумение из прошлой жизни. Отвали. Ничего тебе тут не перепадёт, даже не надейся. Лучшее, что ты можешь сделать – это перестать лезть в чужую семью. Без тебя разберёмся, – он хмурится и с мерзкой улыбочкой добавляет, – Ладно, давай в открытую. Чего тебе нужно? Денег хочешь? Так я тебе так их дам. Сумму назови. Всё без напрягов получишь. Но с условием, что Мышка послушно вернётся в свою норку. Как тебе такое предложение?

– Пошёл ты, со своими предложениями! – рычу я, еле сдерживаясь. Чувствую, как чёрная пелена на глаза опускаться начинает.

– Ох, какие мы нервные и гордые! – насмехается он, – Ну, видит Бог, я хотел по хорошему… Это был твой выбор, – он замолкает на секунду и продолжает, – Я одного не понимаю: нсли не деньги, то нафига тебе эти головняки? Ну, знакомая из детства. Понастальгировал – бывает. Но жизнь-то свою нахрена ради этого ломать? Вот только про великую силу дружбы мне не заливай! Эти слащавые сказки для Машульки оставь – ей сейчас, в её-то состоянии, самое то.

Сжимаю кулаки до онемения пальцев. Сдерживаюсь. Чувствую подвох. Да он же спецом меня провоцирует! Зачем ему это нужно – другой вопрос. Но играть по его правилам не самое лучшее решение. Я не за себя волнуюсь. Опасаюсь, чтобы мой необдуманный выплеск Маше не навредил.

– Гош, поможешь?

Оборачиваюсь на её голос. Маша пытается огромный чемодан с лестницы спустить. Того и гляди либо упустит, либо сама с ним по ступенькам загремит. Подлетаю к ней в два прыжка, подхватываю поклажу.

Под мышкой Маша какую-то коробку зажимает. Щёки подруги пылают, как собственно и глаза. Понимаю, что она в бешенстве. Мне её такой лишь пару раз видеть доводилось. Радуюсь, что не на меня этот гнев направлен. Радуюсь и любуюсь одновременно. Красивая до жути! Самая, что ни на есть, валькирия.

– Что это? Как ты мог так со мною?! – выпаливает она, швыряя ему под ноги золотистую коробку.

Он замирает на мгновение, но очень быстро берёт над собой контроль:

– Маша, это моё… У меня проблемы были на фоне стресса. Коллега посоветовал. Не хотел, чтобы ты это видела…

– Понятно, – ледяным тоном отзывается она, – Наше свидетельство о браке мне тоже, судя по всему, видеть уже не положено? Если ты таким образом меня удержать пытаешься, то это очень глупо. Мить, я не то, что жить с тобой – я тебя видеть не хочу! Между нами всё кончено!

Она поворачивается, вижу, что слёзы прячет. Заряд закончился. Маша раздавлена, ей не комфортно от слова совсем, и очень-очень плохо.

– Гош, пожалуйста, давай уйдём от сюда поскорее. Ни минуты тут находиться больше не могу.

Иду за ней, обмозговывая, как её с этого негатива переключить. И в это время он срывается с места, хватает её за руку, тянет на себя. Она вырывается, отскакивает от него, потирает предплечье. Эта мразь ей боль причинила! Сознание темнеет. Перехватываю его руку, выворачиваю резким движением за спину, параллельно делая подсечку под ноги. Отпускаю, не придерживая – он падает тяжелым кулем на пол.