Измена. У тебя есть другая

Глава 22. Она

Больничная палата освещена яркими лучами солнца, утро невероятно светлое и какое-то вдохновляющее.

Я снова пришла к Георгию. Может быть, сегодня, в такое чудесное утро случится чудо, и он придет в себя? Уже почти неделя прошла после операции.

Я осторожно присаживаюсь на стул рядом с Георгием, поправляю капельницу. Его лицо кажется чужим — осунувшееся, с темными кругами под глазами.

— Хватит спать, лежебока, — шепчу, протирая его горячий лоб влажной салфеткой. — Дети тебя ждут. Сын хочет похвастаться, что удачно заключил важную сделку, а Ира… У нее кое-кто появился. И по тому, как она прячется, не желая пока раскрываться, кажется, это серьезно. В общем, новостей хватает. В основном, все хорошие. Знаешь, я тут решила, чего добру пропадать? Это я о деньгах, которые ты мне оставил. Мне одной, даже живя на широкую ногу, столько не потратить. Поэтому я решила пустить эти деньги в ход. Все бизнесы открывают, может быть, и у меня получится? Или не получится, и тогда ты будешь фыркать, мол, я без тебя ни на что не способна… А я скажу, что с тобой я бы и не решилась выйти из зоны комфорта, а так… моя жизнь сейчас стала другой. Местами более сложной, но такой насыщенной.

И вдруг...

Я слышу слабое, но такое уверенное:

— Света...

Это Георгий.

Пока я болтала, сидя возле него, он распахивает глаза и произносит мое имя снова.

— Света.

Его голос хриплый, едва слышный. Я замираю, сердце колотится так, что, кажется, слышно во всей палате.

— Ты... пришла...

Его глаза — мутные, но это его глаза. Те самые, в которых я когда-то тонула.

— Жора? — мои пальцы сжимают поручень кровати. — Ты... ты меня слышишь?

Он слабо кивает. Шевелит пальцами, будто ищет мою руку.

— Прости... — его дыхание прерывистое, слова даются с трудом. — Я... не смог... Давал клятву быть верным и… не смог!

Это, что, первое, что пришло ему на ум после пробуждения?

Попросить прощения за измену?

Я наклоняюсь ближе, ловя каждый звук.

Он морщится от боли, но продолжает говорить.

Слова даются ему с трудом. Он делает паузу, собираясь с силами.

— Я... испугался.

Слезы катятся по его вискам, смешиваясь с потом.

— Возрастные изменения были у тебя, но испугался я сам. Того, что никто не вечен. Испугался, что старею... что ты увидишь меня слабым... Я начал заниматься больше, чем прежде. Меня раздражало каждая твоя слабость, я злился, потому что был не в силах остановить бег времени. Ни для тебя… Ни для себя самого! Это стало испытанием: в такие моменты нужно лишь смириться. Остановиться и сказать спасибо за все прожитые годы, за то, сколько счастья нам выпало. Принять… неизбежное и строить жизнь дальше, наслаждаться ею! Но я решил сыграть так, будто это меня никогда не коснется. Я сделал ставку на секс, но причина… Она глубже и в то же время проще. Плохо было тебе, но трясся от страха перед неизбежностью времени — я. Поэтому легко попался на крючок. Предпочел обмануться и продлиться для себя видимость того, что все, как раньше. А она... делала вид, что влюблена по-настоящему, корчила из себя невинную, но… Оказалась не такой. Дешевка. Как можно было на такое купиться? На обычные блестящие стразы, когда рядом была — ты. Но я тебя упустил. Я…

Он замолкает, закрывает глаза.

— Жора?

Но он уже снова спит. Только пальцы по-прежнему ищут мои.

Я осторожно беру его руку — шершавую, с едва заметным шрамом. Этот шрам Георгий заработал давным-давно, когда открывал какую-то консерву, кажется. Был немного выпившим и порезался так, будто участвовал в поножовщине. Помню, как нам не поверили… Как мы показывали эту несчастную банку тушенки…

Ох, черт! Я и забыла про этот смешной случай, а ведь таких случаев — и хороших, и нелепых, таких настоящих, в нашей жизни было немало.

Мы столько вместе прошли, прожили…

Рука об руку.

Сейчас рука Георгия лежит в моей, я не спешу разжимать пальцы.

И сижу так до утра.

***

Он

Дети пришли ко мне в палату следующим утром.

Андрей — бледный, с трудом сдерживающий волнение, Ира — с красными от слез глазами.

— Пап... — сын подает мне папку. — Ее задержали.

Он не называет имени, но я и так понимаю, о ком идет речь.

После того памятного вечера, на котором приятель раскрыл мне подробности бурного прошлого Марии, я решил проверить его слова.

Он оказался прав: эта девица работала в эскорте, была замечена в мошенничестве, но из-за тесной работы со следствием ей удалось избежать наказания.

Я считал ее невинной девушкой, а она лишь играла несчастную, и деньги у нее были, и машина — своя, она отыгрывала роль овцы, а сама гребла денежки лопатой.

От таких лохов, как я, которым не хватало секса.

Кретин!

Из-за тупой случки с дрянью лишился роскошной женщины, любимой.

Ей было плохо, но я не смог стать ей опорой.

И, самое обидное, буквально ирония судьбы: я сдался тогда, когда дело уже пошло на лад.

Я сдался… а Света возродилась к привычной жизни и расцвела.

Стала еще краше, чем была.

Я медленно листаю папку.

Фото Марии в наручниках. Протоколы допросов. Признания.

Я следил за Светланой, не просто потому, что хотел уличить момент тет-а-тет и пытался подкатить к ней снова. Во время такой слежки я обнаружил, что за ней следил кто-то еще, и тогда я подключил к делу специалистов.

За моей женой следили, явно с недобрым умыслом.

Мои предположения оказались правдивы: Мария наняла подельника, чтобы избавиться от Светланы, и сама была неподалеку.

После аварии она получила травмы, но опасности жизни они не представляют.

Поэтому ее арестовали.

Теперь ей светит суд и срок.

— Она... — Андрей сжимает кулаки, — ...оказывается, уже была замечена за эскортом и мошенничеством. И не раз. А еще… Еще она мне глазки строила, сучка.

Ира молчит. Но по тому, как она грызет губу, я понимаю — она плакала.

— Вы... — мой голос хриплый, как после долгого молчания, — … должны извиниться перед матерью.

Андрей кивает. Ира опускает глаза.

— И присмотрите за ней. Пока я... пока я не встану.

Они уходят, оставляя меня наедине с болью и мыслями.

Мое раскаяние и признание…

Чего они стоят?!

***

Света приходит вечером. Она ставит на тумбочку контейнер с едой — паровые рыбные котлеты из судака, как я люблю.

— Медсестра сказала, у тебя плохой аппетит. Позволь напомнить. Для того, чтобы встать на ноги, ты должен есть, — говорит просто.

— Я узнал кое-что, — говорю я, глядя в потолок. — Мария была эскортницей. По сути... проституткой.

Света замирает.

— А если бы она была просто милой, славной девушкой? — спрашивает она тихо.

Я закрываю глаза.

— Она ею не была. Но если бы была... — я делаю глубокий вдох, — ...я все равно бросил бы ее. Потому что проблема не в ней. Проблема во мне.

Света молчит.

— Я только после встряски понял... — голос срывается, — ...что я бы любую бросил. Сразу же, как только понял, что ты — снова — ТА. САМАЯ. ЖЕНЩИНА. Вот такой я... мерзавец. Мерзавец, который влюбился в свою жену еще больше после расставания.