Измена. У тебя есть другая

— Де… тей?

Это очередной удар под дых.

— СЫН?! — хриплю я. — СЫН ТОЖЕ?! Как? Когда…

О мой бог!

Сын!

Сыночек… Мой первенец, моя гордость и папина правая рука в бизнесе.

С недавних пор сын занимает высокую должность в бизнесе своего отца. Так, словно муж готовит его в преемники.

Или все-таки готовит по-настоящему, чтобы вскоре передать ему все дела?

Не зря же он так часто шутил в последнее время, что где-то там его ждет заслуженный отдых: море, теплый песок и танцы у костра.

В последнее время я настолько сильно была погружена в борьбу против своего взбунтовавшегося тела и организма в целом, что эти разговоры меня сильно раздражали, я не понимала одного: эти разговоры не обо мне.

Эти мысли и мечты — там нет для меня места.

Теперь понимаю.

Резко и сильно.

Всему телу больно, каждая его клеточка корчится в мучительной агонии.

— Я хочу попить. Дай мне попить, — прошу пересохшими губами.

Муж тянется к переднему сиденью, на котором лежит брошенная спортивная сумка и, не глядя, достает оттуда бутылку для воды.

Она неожиданно розово-фиолетовая, с красивым градиентом и в чисто девчачьем стиле.

Это не его бутылка.

Муж застывает, чертыхнувшись и заглядывает в сумку, рассмеявшись каким-то своим мыслям.

Весь сияет, от нелепости этой ситуации, в которой в его сумке для тренировки оказалась чужая бутылка с водой.

Или…

Это была бутылка его любовницы?

В моей голове мгновенно замелькали мысли, подозрения, сотни вариантов…

Значит, они ходят в один спортзал.

Я знаю расписание своего мужа и знаю все дни и часы его тренировок.

Знаю и… приду собственными глазами посмотреть на его шмару.

А пока сползаю на сиденье и накрываю голову руками:

— Я хочу домой.

Глава 4. Она

— Без глупостей, ок?

Георгий повторял это на протяжении всей дороги. Такое чувство, будто его смущало мое молчание и безразличие.

Он злился, ерзал за рулем, бросал на меня через зеркало заднего вида яростные, горящие взгляды.

Такие, что я не выдержала и предложила ему:

— Да убей ты уже меня, а? Убей!

Он оторопело стискивает руль в ответ.

— ЧТО?! — голос осип внезапно. — Что ты несешь такое? Дура!

— Убей, чтобы не мучилась, — продолжаю я свистящим голосом. — Убей, чтобы я освободила место твоей шалаве.

— Она не шалава, что ты несешь.

— Шалава. Полезла на женатого. Значит, шалава.

— Уверена, что она на меня полезла? А не я — на нее? Одуревший от похоти, с опухшими посиневшими яйцами… — зло бросает.

— Избавь меня от подробностей и избавься от меня! — продолжаю раскручивать опасную тему. — Если я тебе настолько противна, неужели ты не думал об этом ни разу? С твоими связями и возможностями устроить надоевшей жене какой-нибудь несчастный случай…

Он молчит в ответ.

Шея и плечи напрягаются, и даже затылок с его короткими, но все равно топорщащимися вихрами кричат о чувстве вины, которое накрывает мужа в этот момент.

Я тихо ахаю и отворачиваюсь лицом к сиденью.

Меня аж трясет от понимания: он думал об этом.

ДУМАЛ!

Но не сделал…

И это слишком слабое утешение, слишком…

Из его машины, когда мы приехали, я вываливаюсь неуклюжим мешком картошки. Как он на меня смотрит в этот момент мне плевать. Я первой несусь к дому — некрасивая, заплаканная женщина.

Некрасивая, потому что слезы — это не про красоту.

Настоящие слезы — это всегда покрасневшие глаза, опухший и мокрый нос, кривящиеся от эмоций губы и слипшиеся ресницы, а я до сих пор крашу ресницы тушью, потому что у меня аллергия на клей для ресничек, которым делают наращивание. Я делала один раз и думала, лишусь глаз. Спасибо, больше не пыталась!

— Ты кое-что забыла в моей машине! — несется мне вслед.

Плевать.

Я хлопаю дверью и несусь в нашу спальню.

Больше. Ни одной. Ночи!

Не проведу!

С ним.

В одной постели!

Я резко выдергиваю ящик комода и сгребаю в охапку свое белье, несу его в одну из пустующих спален, кидаю на кровать, возвращаюсь за еще одной порцией.

— Что ты творишь, дура?! — рычит муж озлобленно, поднявшись за мной на второй этаж.

Увидел меня с ворохом вещей в охапку и взбесился.

Снова.

— Я не буду спать с тобой, изменщик. Кобель проклятый! Не буду!

— Не стоило утруждать себя. Я и сам давно не хочу с тобой спать. Мне давно в тягость слышать даже, как ты дышишь. Меня вымораживает, до ледяных противных мурашек, посвистывания в твоем сне.

— Вероятно, твоя любовница, эта шалава… принцесса на горошине! Она во сне не сопит, в жизни не пукает и какает бабочками! — смеюсь колко.

— Да пошла ты! Мегера!

Муж запускает в меня пакетом с бельем. Оно, разумеется, не долетает и падает.

Я даже не поднимаю его, просто несу те вещи, что взяла в новую спальню.

Задыхаюсь.

Мне нужно минута-другая передышка.

А потом… в спальню тихо заходит муж.

Его лицо — задумчивое, а глаза приобрели довольно странное выражение.

Он держит в руках мое белье, растянул тонкие веревочки невесомых трусиков: там только ниточки и полупрозрачное кружево, а лифчик вообще произведение искусства.

Моя грудь, пусть небольшая, и как будто высохшая, смотрится в нем аппетитно.

Черт, в этом белье я даже саму себя хотела!

— Это что такое? — интересуется муж.

С любопытством растянул на пальцах трусики и разглядывает их.

— Для чего?

— Дай сюда, они не твои! — требую я.

Муж ловко уводит руки в сторону и комкает в кулаке тонкое кружево.

— Не понимаю одно, зачем тебе такое белье. Ну, зачем? — усмехается. — Если ты — как пустыня Сахара?

— А ты давно туда заглядывал? — я зеркалю его усмешку. — Нет? Вот и не стоит задаваться этим вопросом.