Измена. У тебя есть другая
Шрифт:
Мама будто гордится, что в драку с другой женщиной за отца полезла, а он, тьфу… тоже гордится, что понюхал под юбкой у другой женщины?
Тошнит!
Это не родители, это мрак какой-то…
— Спасибо, мама.
— Ты куда?
— Належалась я уже. Спасибо большое, я лучше дома побуду.
— Да куда ты… — начинает мать, отец останавливает:
— Не лезь. Дочь на ус намотала, едет исправлять ошибки.
— Да уж, ошибка здесь только одна — плясать под ваши капризы на старость лет! — выдаю я в сердцах.
От обиды меня несет, и я выдаю с претензией:
— Что вы в свой огород и сад этот вцепились, всех пахать заставляете…
— Вот неблагодарная! — несется мне вслед.
***
Я мчу домой, глотая слезы. С трудом удерживаю руль в руках, в одном месте чиркнула бампером по бордюру — плевать.
Заваливаюсь в дом, в слезах, полная тягостных мыслей и не знающая, где мне обрести покой и поддержку, как вдруг приезжает старший сын.
Увидев меня, Андрей вздыхает:
— Господи, одно и то же! Снова у тебя глаза на пустом месте, а у лица такое выражение, как будто нас всех ждет некрасивый новый скандал…
— Ты знал, — усмехаюсь ему в лицо и опускаю руку на дверной косяк.
Преграждаю путь в дом.
— Войти-то хоть дашь?
— А зачем? Я смотрю, вы с сестрой ловко сработались: она родителям моим сообщила, а вот ты лично… решил меня проконтролировать, что ли? И как? Получается? Выходит? Много папочка тебе за это обещал? Новое кресло, должность еще повыше? Деньги? Тачку новую?
Глаза сына вспыхивают, на лице появляется раздражение:
— Тачку, значит, — понимаю, что я попала в цель. — Иуда!
— Что? — ахает он.
— Иуда! — повторяю я. — Продался.
— Что мне было делать, по-твоему?! — возмущается он. — Вы с отцом ссоритесь весь последний год, ты всем уже нервы сделала! Своими истериками, слезами, меняющимися настроениями и требованиями тебя уважать и поддерживать. Ты из любимой, теплой, заботливой матери превратилась в мерзкую, визгливую квашню! — бьет словами.
Я хватаюсь за сердце, едва удержавшись на ногах:
— Вот так бывает, сынок, — хриплю я. — Всю жизнь была — для вас. Всю себя отдала, на ногах стойко все болезни-простуды переносила, а потом… сказалось. И, знаешь, — слезы текут по щекам без остановки. — У каждого в жизни бывает период, когда ему требуется внимание и любовь близких.
— У ТЕБЯ БЫЛО ЭТО ВНИМАНИЕ! И ЛЮБОВЬ! И ЗАБОТА! Вот только твоя болезнь… подзатянулась мама! — глаза сына сверкнули недобро. — Я вообще считаю, что ты это выдумала. Ну, может быть, и было у тебя немного измененное состояние, и мы бегали вокруг тебя на цырлах, а тебе это понравилось. Настолько, что ты решила всегда быть в амплуа! Вот только нам это надоело. И… — выдает он, неожиданно покраснев. — Если хочешь знать, любовница нашего отца — шикарная девушка! Роскошная, чувственная, улыбающаяся.
Голос сына чуть-чуть меняется, когда он добавляет хрипло:
— Сексуальная. За собой следит… Ее, знаешь ли, хочется обнять и поддержать!
— А что это у тебя так голос поменялся? — цепляюсь я. — Ты, случайно, глаз на нее не положил?
Сын разозлился еще больше:
— Ерунду не неси! Вообще-то хотел тебя поддержать, а сейчас смотрю на тебя, ты такая… жалкая, мам… От тебя только бежать хочется.
— Беги, — выдыхаю без эмоций. — Беги, но рекомендую вспомнить, как тебя в школе гнобили, помнишь? Как чмырили! Сейчас это буллингом называют, а тогда… — усмехаюсь
грустно. — Тогда и таких слов не знали. Забыл, что ли, как тебя головой в унитаз макнули, а потом забросили в мусорный бак с гниющими отходами? Ты тогда такой был… Такой забитый… Моменты слабости есть у всех. И то, как ты себя показываешь себя в них, тебя характеризует. Говоришь, мои истерики затянулись? Так и ты вспомни, сын, ты больше года ходил сам не свой и затихарился, никому не хотел рассказывать, что тебя взяли в оборот компания хулиганов! Ты только тогда признался, когда тебя на воровстве за руку поймали: ты, вроде бы умный мальчишка, а воровал у нас с отцом деньги для каких-то тупых шпанюков!Сын изменился в лице, но ничего добавить не смог, развернулся и ушел.
И, когда он уходил, у него даже походка изменилась.
Он остановился лишь у калитки.
Обернувшись, говорит мне:
— Это все давно в прошлом. Я — мужик!
— Ну, если мужик, — развожу руками. — Тогда ты можешь взять, что хочешь, не так ли? И одобрения отца и матери тебе больше не нужны?
Глава 9. Она
Мне стало ясно: поддержки от близких ждать не стоит.
Они считают, что мой климакс — это выдуманная болезнь, которая не существует. Особенно покоробила реакция мамы: мол, у меня такого не было, значит, этого не существует.
Обидно остаться одной, брошенной всеми.
И, самое смешное, что моя рука привычным жестом потянулась к телефону, я даже на автомате листала журнал звонков, и мой палец завис над кнопкой «ЛЮБИМЫЙ».
Я едва не позвонила ему — тому, кто меня уничтожил!
Тому, кто был рядом все это время.
Тому, кому я привыкла плакаться, ведь он однажды пообещал быть вместе в болезни и в здравии, и я была с ним настолько откровенной в своих сложностях, что, наверное, этим его и оттолкнула.
Я едва не позвонила тому, кто сказал, что ему от меня противно.
Дрожащими пальцами откладываю телефон в сторону.
Закутываюсь в плед и говорю себе: это пройдет.
Надо просто перетерпеть.
Как ломку…
Пройдет, и я найду в себе силы через это перешагнуть.
Потом встать и уйти без оглядки.
Просыпаюсь от того, что мне жарко и тесно.
Переворачиваюсь на другой бок и вдруг врезаюсь в чье-то тело.
Испуганно толкаю изо всех сил.
Грохот.
Приглушенная брань.
Сдавленный стон боли.
— Осторожнее! Ты чего толкаешься, Светка?!
Муж?!
Я включаю ночник и сажусь на диване в гостиной, где уснула неожиданно для себя.
Георгий встает с пола.
— Ты что здесь делаешь?
— Домой пришел, ясно? — огрызается. — Это и мой дом, если ты забыла.
— Я о другом тебя спросить хочу. Что ты делал… здесь! — пальцем показываю на диван. — Ты со мной лег спать, что ли?! Совсем охренел! Притащился ко мне… — брезгливо морщусь. — После шмары своей? Под бочок к жене? Которая…
Я аж задыхаюсь от волнения.
Муж поднимается с пола и замечает вскользь:
— Ты снова пахнешь, как раньше. Нет, даже вкуснее. Это, что, новые духи так на тебя повлияли?
— А ты меня не нюхай! — меня аж потряхивает.
— Еще ты ко мне прижималась и даже простонала во сне, у меня аж встал.
Я бросаю в мужа подушку.
— Охренел! Герой-любовник выискался. На всех у тебя встает, кобелина!
Он сощуривается:
— С виду — та же ругливая ведьма. Так что изменилось, Свет? Не понимаю!