Измена. Вернуть любовь

— Он у нас с характером.

— Да уж, я заметила.

— Посмотрите, пожалуйста, я подготовила для вас несколько вариантов квартир.

Придвигаюсь ближе и рассматриваю фотографии. В итоге выбираю вариант, который находится буквально в трёх домах отсюда. Квартирка однокомнатная, чистенькая и уютная, а большего мне и не надо.

Оформление занимает ещё минут пять-семь, потом Марина даёт мне все необходимые инструкции и мы прощаемся.

Выхожу на улицу и вдыхаю тёплый воздух. Можно считать: только что, я достала чистый лист, чтобы писать свою историю заново.

Выдыхаю и иду в сторону временного пристанища.

Глава 43

Глеб

С самого утра у меня было какое-то поганое предчувствие надвигающейся бури. А когда позвонила Катя, и вовсе настроение сместилось вниз на уровень плинтуса.

На звонок я не ответил, а через полчаса мне прилетает от неё сообщение.

Катя: Глеб, нам надо срочно поговорить. Разговор очень важный, не по телефону. Я буду в офисе, так что приезжай.

И что такого важного может быть? Прокручиваю в голове сотню причин, но ни одна так и не подходит. Может по работае что-то? Придётся скататься, надеюсь, это не очередная уловка от Кати.

Глеб Миронов: Окей, скоро буду.

Отправляю сообщение и нехотя еду к ней в офис.

Поднимаюсь на этаж. Здороваюсь с Ингой, которая сегодня чересчур нестабильная. На нервяке каком-то. Хотя эта мегера всегда с причудами. Никогда мне не нравилась.

— Привет, Кать, — прохожу без стука в её кабинет и сразу сажусь в кресло напротив.

Зайцева на удивление выглядит спокойной. Радует.

— Привет, — выдаёт полуулыбку и опускает глаза.

— О чём ты хотела поговорить? — спокоен, как сытый удав. Хочется поскорее закончить наш разговор и поехать на работу, а вечером к Яне.

— Тут такое дело… Глеб, я честно готовилась и всё репетировала, как сообщу тебе эту новость. Но… сейчас все мысли смешались… — сбивчиво тараторит она.

— Кать, ближе к делу, — складываю руки “замком” и устраиваю их перед собой на столе.

Катя открывает ящик в тумбе, после чего протягивает мне пару тестов на беременность. Оба с двумя полосками.

Смотрю на них, как на метеорит, упавший с небес. Непонимание. Шок. Отрицание. Гнев. Вот, первые реакции моего мозга.

— Что это? — выдаю, как дурачок, ведь и так всё ясно.

— Я беременна. От тебя, — шепчет дрожащим голосом, всхлипывает и замолкает.

Между нами повисает пауза.

Честно, сейчас я пребываю в таком раздрае, что не понимаю, как дальше действовать. Надо очень хорошо обдумать, то что сейчас свалилось на меня. Решить, что делать с Катей и как мягко рассказать об этом Яне, потому что на самом деле, больше всего переживаю за неё, как бы паршиво сейчас это ни звучало.

Погрузившись в свои мысли, совсем не замечаю, как Зайцева оказывается около меня. Аккуратно берёт мою руку и заглядывает в глаза.

— Любимый, это не планировалось, но так получилось! Пойми ты, я сама узнала только в пятницу… — надрывно вскрикивает она и вновь хлюпает носом. — О том, что у нас будет ребёнок.

— На каком ты сроке? — спокойным тоном спрашиваю, но кто бы знал, каких ресурсов всего организма мне это стоит.

Катя тянется и берёт со стола файл с какими-то документами, но проходит мимо меня, направляется к выходу из кабинета и говорит:

— Третий месяц, — шире раскрывает дверь своего кабинета. — Ой, Белова! — выдаёт с удивлением, отчего я каменею на месте. — Вы уже приехали за документами?

— Яна? — быстро встаю с кресла и растерянно смотрю на свою хрупкую девочку, которая никак не должна была здесь оказаться. Только не так. Не сейчас. — Что ты здесь делаешь?

Она слышала. Вашу ж мать! Она всё слышала! Понимаю это по её потухшему взгляду, по осунувшимся плечам, по еле заметному тремору подбородка, по её реакции на меня, которой тупо нет. Яна совершенно закрылась и даже не смотрит на меня. Стала прозрачной, словно крылья ночного мотылька. В висках стучит с такой силой, что хочется разбежаться и расхерачить голову об стену, словно арбуз.

Она забирает какой-то пакет, прощается с Катей, секретарём и уходит.

Стою, как монолитный Моаи с острова Пасхи и смотрю в пустой холл. Всё, что осталось от Яны, — это лёгкий шлейф её парфюма, который медленно растворяется в воздухе и совсем скоро полностью исчезнет.

Зайцева внимательно смотрит на меня, но мне так похуй.

— Глеб…

— Я сейчас, — бросаю и быстрым шагом выхожу в холл. Игнорирую лифт и сбегаю по лестнице вниз, вылетаю из офиса. Яна уже садится в такси. Не успею добежать! Окрикиваю её, она поворачивает голову, добивая меня взглядом, полным боли, закрывает дверь, машина трогается с места и удаляется. А я стою до тех пор, пока “жёлтая точка” совсем не исчезает в потоке транспорта.

Сразу же набираю ей, но ожидаемо, звонок остаётся без ответа.

— Сука! — выкрикиваю во всё горло, пугая случайных прохожих. Лицо искажает страдальческая гримаса, и я растираю лоб, а затем и всё лицо.

Вновь возвращаюсь в кабинет Кати, потому что этот разговор надо как-то закончить, желательно, как можно скорее.

Она сидит за столом. Спокойна. В руках всё так же держит файл, который протягивает мне, как только я плюхаюсь в кресло. Вопросов, о моей реакции на Яну и почему я убежал, не задаёт.

— Что это? — сдвигаю к переносице брови. Глаза начинают бегать по строчкам, и чем дальше я читаю, тем больше внутри меня начинает всё трещать по швам. Организм буквально весь вибрирует. Достаю второй лист, третий. Всё читаю. Катя не отвлекает. В конце отрываю глаза от бумаг и смотрю на неё, каменным взглядом.

Она реально беременна.

— Ты уже и по врачам успела пробежаться? Как быстро! — встаю из-за стола и прохаживаюсь в попытках отойти от шока и внутренней злости на всю ситуацию.

— Да, Глеб, быстро! В пятницу сделала тест и сразу записалась в медицинский центр. Все выходные там просидела и сегодня вновь была, сдала кучу анализов.

— Вот скажи мне, то, что всё это время не шли месячные, тебя никак раньше не беспокоило? И вообще, ты же пила теблетки…

— Я как-то не обратила на это внимания. Да и какая разница, в любом случае я не стала бы и не стану делать аборт.

Впиваюсь в неё разъярённым взглядом.

— К чему ты сейчас это сказала?

— Если ты против нашего малыша, я всё равно не буду делать аборт и тем более, уже поздно, — повышает голос, — делает яркий акцент на слове “нашего”.