Измена. Я лучше чем она

– Хорошо, – ледяное мертвое спокойствие. – Только знай. Двери моего дома для тебя тоже закрыты. С этого момента ты нам никто.

– Прекрати, – усмехаюсь, нахожу в себе резерв. – Я твоя дочь.

– Ты не моя дочь и никогда ей не была. Мы тебя удочерили. У мужа была покойная сестра. Она скончалась при родах. Позор семьи, приблудила тебя от большой любви с нищебродом, – пожимает плечами, – мой муж захотел тебя забрать. У нас сегодня вечер правды, не так ли? Так вот я тебя растила, как будущий дивиденд, но ты не сработала. Вот, лови, – в мои руки летит папка. – Там свидетельство об удочерении и бумаги о разводе. Барский постарался. Отныне ты свободна. А теперь проваливай и не смей появляться в нашей жизни.

Глава 26

– Привет, Барский, – при звуке голоса теплеет на душе. Единственный человек, кого я рад слышать и видеть в любое время. – Как насчет стакана сока?

– Может лучше сразу по вискарю бахнем? Давай, Бахметьева, мне очень хреново.

Мгм. Да. У меня ни хера не каменное сердце. Верка в курсе. Пусть для всех я мудло, но для тех, кто дорог, могу показать свое заросшее бронью розовое пузцо. Мало таких, но, к счастью, имеются. Вера из числа приближенных. Хотя кто кого приблизил в свое время, вот вопрос.

Непосредственная чистая девка со светлыми помыслами. Плевать ей было на семейный счет в банке, на мою смазливую морду и все, что прилагалось к мажорской жизни. И, в принципе, на меня, как на мужика ей было тоже плевать. На том и сошлись. Хотя вру. На другом.

– Через час сможешь? Я почти проездом. Давай на нашем старом месте в «Дюймовочке». Сто лет там не была.

– Ты помнишь, как мы бросали на хрен пафосные места для элитных детишек и тащились в общепит биндюжников? Бахметьева, признавайся, ностальгируешь?

– Элитная «детишка» был ты. А я дитя окраин городских. И таскала тебя туда редко. Не прибедняйся. По сейчас не пойму, как нас угораздило сдружиться.

– Ты мне не дала, если помнишь. Это меня подкупило. А потом сама знаешь. Меня покорило твое исполнение про те самые окраины в рыгальном караоке. Помнишь, как ты качалась стоя на столе?

– Хватит слов, Дава. Давай через час. Сожрем по эскимо и запьем лимонадом. Давай, наперегонки, кто последний приедет, тот лошара.

Неугомонная. Как была без башни, так и осталась. Ни черта ее не меняет. Отчаянная.

Кстати, я научил ее ездить. И именно Верка рассадила мою новую тачку, которую только купили родители. За отлично сданную сессию, твою мать. Бэха в хлам и Верка с круглыми глазами. Сидела и икала без остановки. Как сами не разбились, я так и не понял. Но пьяных же Бог бережет, верно?

Забываю сколько мне лет. Не помню, что я респектабельный бизнесмен, что статусный чел и так далее. Долетаю до машины за пять секунд и рву в кафе, что находится в студенческом парке.

Бахметьева мой единственный друг среди женского рода. Не сказать, что часто общаемся, но у Верки абсолютное право на все, что касается меня. В дружеском плане, не более. Она замужем и кажется очень довольна своей жизнью.

Не знаю, как получилось, что Бахметьева заняла прочный статус в моей жизни. Все устраивает, я не против. По крайней мере, даже у самой отвратительной сволочи как я, должен быть друг-женщина.

Ожидаемо мой приход вызывает недоуменные взгляды публики. Среди повальных джинс и футболок с кроссами, мой костюм выглядит, как известное бензиновое кресало среди пластиковой хренотени. Извините, ребят, у меня здесь встреча.

Занимаю место около окна, нетерпеливо поглядывая, жду черепаху. Верка приезжает на огромном джипе. Внизу поблескивает мощный кенгурятник. Танк, а не машина.

Отвлекаюсь, чтобы сделать заказ. С замешательством смотрю в меню. Что выбирать? Котлету по-киевски и пюре? Такое еще делают?

– Я выходит лошара, – раздается рядом со мной.

– Верка, – с удивлением смотрю на выпирающий живот, – ты беременная?

– Нет, шар проглотила, – бормочет она, усаживаясь на стул, – Как бы тут… Сейчас… Боком вот так... Так. Удобненько. Давид, секунду. Мальчик, мне солянку. Спагетти в сливочном соусе с грибами. Салат «Глухариное гнездо». Компот из сухофруктов. Скажите, чтобы груш побольше напихали и пирожок с вишней. Два. Давид, а ты что будешь?

Она что все это съест? С удивлением разглядываю подругу. Вроде худая такая же, а живот просто огромный. Глаза голодные, вон как сверкают, пока гигантский набор еды перечисляет. Может у нее двойня?

– Тоже самое, – машинально отвечаю, только бы официант скорее ушел. – Вера, ты же не любила детей. Говорила, что это не твое.

На самом деле она так вещала. Хотя женщины! Что с них взять.

– Я? Когда это было-то?

– Год назад.

– Так передумала. Кстати, ты крестный.

А вот это новость. Из меня наставник никакой. В своей бы жизни разобраться. Тем более дети предполагают мягкотелость, а мне никак нельзя. Да и человек я так себе. Что от меня «ребёнки» хорошего увидят?

– Рехнулась?

– Я? У меня никого нет. Забыл? Мне кого брать? Я одна как перст. Не выделывайся, олигарх. Я тебе тут не одна из твоих жоп натянутых. Пойдешь как миленький, – молчу пока. Не расстраивать же сразу беременную женщину. – Давидик, – меняет тактику хитрая зараза, – родненький, ты ж мой дружочек. Ну, Давидик!

Гребаная Бахметьева. Так жалобно смотрит, что под ребрами тянет. Не могу отказать ей. Гнусь, как металл из печки только что извлеченный. Помню заболела, сколько я ей цитрусов перетаскал, лекарства носил. Следил, чтобы жрала вовремя. Правда, когда ей бульон из непотрошеной курицы сварил, встала и размахала будь здоров, а потом опять свалилась.

– Хрен с тобой, Бахметьева. Сразу говорю, крестный отец из меня, что из говна пуля.

Смеется зараза. Так заразительно, что подхватываю. Нет, смеются леди. Верка громко ржет. Никогда не стеснялась проявлять эмоции. Наверное, за это и полюбил ее. За искренность. За то, что как ляпнет что-то, мало не покажется.

– Посмотрим. О, еда. Ты ешь. Тут знаешь как вкусно. Меня мой тигрище в общепит не пускает, а я тайком катаюсь. Нечасто правда. Ну, Дав, – жалобно смотрит, вытирая рот салфеткой, – задолбалась правильную еду жрать. Как коза овощи на гриле ем, рыбу на пару. Бр-р-р. Труби, как у тебя дела?

Она в курсе моей ситуации. Не все, конечно, рассказывал. Так в целом картину обрисовывал и то не всегда, но знает Бахметьева достаточно. Святым долгом почитает отследить счастлив ли я или нет.

– Нечего особо. Я развод Дине дал, Вер.