Измена. Я лучше чем она

Постельный рок-н-рол есть с кем танцевать, так какого черта он вновь возвращается ко мне!

И этот опасный блеск в глазах дьявола Барского… Он опасен, как сам Сатана. Тянет, обволакивает и топит в долбанной пучине.

Вскакиваю, нарезаю круги по маленькой кухне. Мысли в голове роятся, пластами наслаиваются друг на друга. Раненой кошкой орать хочется. Сколько раз хотелось закричать, ну что, убедился, паршивый ты сукин сын, что я была лучше? Я! Ни они. Дождался, когда, наплевав на все, перерезала кровавую нить и ушла, но нет же! И здесь с меня ведрами кровь пить нужно.

В груди трескается налёт и прорывается боль. Сходит лавиной, льется по коже едкая кислота. Ненавижу себя за глупую любовь. Как это отрицать не понимаю. Ведь есть же, есть чувство. Вопрос в другом, я больше не хочу себя связывать пагубной страстью. Лучше захлебнусь.

Понятия не имею, как жить дальше. Если принять условие Давида, то вопрос решаем, но я пока думаю.

Он ничего не требует взамен. Просто расширяет возможности и все. Ни одного ультиматума, ни одной попытки шантажа. Верить, нет?

– Дина, я прошу подумать. От такого не отказываются. Тем более при твоем положении. Мне ничего не нужно. Я хочу тебе помочь. А дальше… Не будем загадывать. Но я клянусь, что больше ни единого намека. Пальцем тебя не коснусь, если сама не захочешь. Только твой выбор главный. Понимаешь? Клянусь чем хочешь, больше не трону.

Раздирают противоречия. Сеют сумбур и сумятицу в голове. Верить, нет?

Прикрываю глаза и, как назло, накатывает покрывалом ощущение его прикосновений. Грубых, теплых. Нежных, властных. Невыносимых.

Стискиваю зубы, гоню от себя преступные мысли. Нельзя. Я ничем больше ему не обязана, а он тем более. Прочь!

– Динка, прости. Слышишь? Мне жаль, что так вышло. Правда жаль. За слова те … Вранье. Все со злости. Прими предложение, хоть так окончательным мудаком себя чувствовать не буду.

– Так ты и есть мудак, Барский. По отношению ко всем своим рабыням.

– Плевать на них. Главное, чтобы ты отпустила мне грехи. И ты не рабыня.

– С чего вдруг? Относился как к …

– Дин! Прости.

Волнующие разговоры, вибрация воздуха, яркий блеск глаз и прерывистое сбивающееся дыхание. Вот наша встреча.

Я ненавижу волнительное состояние. Оно меня убивает. Мало того, что к теперешней ситуации неопределенности мешок прилагается, так еще и Барский с дарами. Как растащить все? Как не ошибиться и не попасть в силки? Не доверяю Давиду, несмотря на искренность и покаянность. Все может быть всего лишь псевдо-правдой. Не более.

Он оборотень. Он лжец. Преследует свою цель, наплевав на все. В бытность брака была свидетельницей того, как безжалостно расправлялся с конкурентами. Уничтожал и улыбался. Не помогали ни мольбы, ни предложения. Барский все сметал на своем пути. Если считал нужным разорить чужой бизнес, мешающий задумке, то делал без промедления. Репутацию заслужил не зря. Звание бессердечного урода, с которым нельзя договориться оправдывает полностью.

Червяк сомнений точит. Покой пропадает вовсе.

Как же надоело все. Гашу свет в доме и падаю в кровать. Заматываюсь с головой в одеяло, зажмуриваю с силой глаза. Хочу уснуть, провалиться в небытие чем скорее, тем лучше. Где там чертова сонная бездна?

– Ты серьезно считаешь, что я приму?

– А ты считаешь, что сможешь отказаться? Подумай, возможность вот она, – протягивает раскрытую ладонь, – лежит сверху. Бери.

– Барский, я не хочу быть тебе обязанной, понимаешь? Я вообще ничего не хочу!

– Подумай. Не принимай решение сразу. Готов говорить в любую минуту. Предложение действует бессрочно.

– Уезжай, Давид.

– Дин! Ты осталась совсем одна.

– Слава. У меня есть Слава.

– Не рисуй себе воздушных замков. Под яркой кожурой зачастую гнилое яблоко. Поверь, я знаю о чем говорю.

– Да уж. Кому как ни тебе знать.

Бред. Не верю, что Воронов гнилой. У Давида вошло в привычку критиковать Славича. Воспринимать его слова не считаю правильным. Слава не такой. Он как раз в отличие от Давида был намного честнее и …

Ключ проворачивается в замке. Вскакиваю с кровати. Едва ступая пальцами босых ног, невесомо несусь к двери. Если это вернулся Давид, не пущу больше. Не спешу отодвигать щеколду, просто слушаю звуки.

Тяжелые шаги по крыльцу и глухое бормотание не прекращается. Это не Давид. Не Давид… Боже… Кого принесло в недобрый час. Спина покрывается испариной. Я ног не могу отодрать с пола, как приклеенная стою. Незваный гость топчется на крыльце, деревяшки прогибаются под весом. Что-то ищет.

Еще минут пять умираю от страха, а потом, к счастью, шаги удаляются. Обессиленно сползаю по прохладной стене. Опускаю голову и волосы окутывают мягким покрывалом. Ха… Мнимая защита от реальности. Вот ей-богу пожалела, что Барский уехал. С ним бы страшно не было.

Не успеваю отдышаться, как шаги вновь возвращаются. Внутри холодец образуется вне зависимости жалких убеждений, что он сейчас потопчется и снова уйдет. Я напряженно вслушиваюсь, решая на ходу как быть.

К счастью, слышу голос соседки. Сердце разжимают тиски, но внезапная мысль заставляет вновь подпрыгнуть главную мышцу.

– Дина, – стучит в окно, – зачем щеколду заперла. Открой. Хозяин вернулся.

Поднимаюсь. Едва держась на ногах, щелкаю по металлическому языку и отшатываюсь назад. Дверь со скрипом открывается.

В проеме стоит сухой мужчина в костюме. В руках у него небольшой чемодан. В свете фонаря отражается напряженное лицо, лоб изрезан глубокими морщинами. Взгляд цепкий, но какой-то безжизненный. Он бледен, но весьма надменен.

– Здравствуйте. Позвольте представиться. Роман Александрович. А Вы моя новая квартирантка. Так?

Слежу, как удаляется соседка. На меня обрушивается странный морок. Я словно заторможенная. Какую игру я затеяла? Обилие событий за последнее время вдруг обваливаются водопадом. Силы стремительно пропадают. Хватаюсь за ручку двери и выпаливаю с отчаянной решимостью, глядя прямо в глаза стоящему напротив.