Измена. Знай свое место!

***

Выхожу покурить, беру перерыв, пока Каплунов с энтузиазмом смакует материалы дела.

Звонит Дамир. Я рад его слышать.

— Па.

— А?

— Ты с проблемами разобрался? — уточняет он.

— И тебе привет, Дамир. Как у вас дела?

— У нас зашибись, а у тебя, кажется, не очень, — хмыкает сын. — Тимур позвал маму на свидание.

Глава 24

Руслан

— Что-что?

Наверное, я не расслышал.

Просто помехи.

Или Дамир что-то другое имел в виду! Ведь не может быть такого, чтобы друг семьи, муж подруги моей жены, позвал мою Дину на свидание! Так-то он совсем недавно овдовел.

— Не понял.

— Чё тут непонятного, — зевает Дамир. — Ты увлекся другой.

— Я не увлекался другой, что ты несешь?! Я всегда любил и продолжаю любить только одну женщину! Твою мать!

— Прозвучало как ругательство, пап. Но со стороны все выглядит именно так. Ведь не хотят детей от нежеланных. Это я слова мамы услышал, сам-то я в этом ни бум-бум.

Я взрываюсь, меня несет:

— Ах, ни бум-бум он! Тогда к чему этот разговор?! Зачем эти сигналы-плевочки в лицо, мол, какой ты лошара, пап, да?

— Я такого не говорил, ты сам себе диагноз поставил, папа, — вздыхает Дамир. — Я всего лишь повторил слова мамы, что здесь такого. Теперь ты знаешь, какие мысли бродят в ее голове.

— Накрутила себя. Вот что у нее в голове. Твоя мама… Мастерица себя накрутить до нервного срыва!

— Но ведь она права, пап. И ты хотел признать Амалию официально, какая там процедура…

— Амалия не моя дочь. Не будет никакого признания.

Максимум, будет признание её виновной… в покушении на жизнь Дины. Менты ещё разбираются, Амалия не спешит признаться, но, думаю, это была она. Либо сама, либо Лилю натравила. По Лиле отдельная палата с мягкими стенами плачет. Амалия, вместо того, чтобы позаботиться о душевнобольной матери, использовала её в своих интересах.

Дело ещё не закрыто. Нам только предстоит выяснить все детали. Работы — валом, а моя семья…. за несколько тысяч километров, в другом часовом поясе.

— То есть ты мне соврал, когда был с Амалией в кафе? Это всё-таки твоя любовница? — не унимается сын.

— Какой бред ты несешь! Я считал, что Амалия — моя дочь. Сроки, схожесть, родимое пятно… — сжимаю переносицу, чувствуя себя кретином. — Мы мечтали о дочери, ясно? У нас могла родиться дочка… У нас с твоей мамой. Но ты попал в аварию, а Дина поскользнулась и упала. У нее случился выкидыш в то время, но мы… Мы ждали дочку.

На том конце повисает тишина. Дамир едва дышит.

Я заново переживаю кошмар тех дней и понимаю, что просто спрятался в новость от Лили, трусливо убежал от кошмара, в котором должен был варитья. Схватился за ниточку, чтобы не сойти с ума, и мысленно заместил потерю приобретением. Чтобы не было мучительно больно, на какой только самообман не пойдет человек, чтобы не чувствовать боли…

Я обманывался и обманывал семью.

Эгоистично.

— Я не знал, — сипит Дамир. — Я… Не знал! Вы мне не говорили!

— Ты был в коме, когда вышел.… Настроение у тебя было, сам знаешь, какое! Дина не хотела усугублять, не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Потому что твоей вины в случившемся не было.

— Значит, пока я был в коме, а мама…. отходила после выкидыша, ты…

Выдыхаю.

Да, в это время я познакомился с Амалией и повелся на её робость, трясущиеся пальцы и прерывающийся голос. Повелся на её едва слышное: «Папа…»

Актриса из нее отменная, не скрою…

И теперь я разгребаю последствия своих действий.

— Это в прошлом, Дамир.

— Нифига не в прошлом! У меня могла быть нормальная сестра, а не фуфловая, и вы мне не говорили. И ты, и мама! — злится.

— Мы тебя берегли.

— Лучше бы вы берегли друг друга! — рявкает сын.

Он сбрасывает вызов и больше не отвечает, когда я ему перезваниваю.

Местный номер Дины тоже вне зоны доступа, а Тимур? Мне нужно собраться с мыслями, чтобы позвонить ему и не обматерить с первой же секунды.

Я просматриваю статусы Дамира в телеграм. Судя по всему, они плодотворно проводят время. И по отдельности, и вместе.

Катаются на мопедах. Пока сын в селфи показывает шикарнейший закат, на заднем фоне Тимур, присев перед моей женой на корточки, осматривает её ногу. Ещё одно коротенькое видео — вся троица на на байках… Фото с пляжа… Дальше пошли сольные видео сына, видимо, он нашел себе компанию и рассекает сейчас вместе с ними.

Мне приходится отложить телефон подальше.

С трудом перевариваю желание крушить и ломать все кругом.

Под закрытыми веками отпечаталось лицо жены такое, как на фото, загорелое, с широкой улыбкой и сильно посветлевшими волосами. Такой беззаботной я её давно не видел. Внезапно с тоской понимаю, что это я должен быть там, рядом с ней. Арендовать байки, учиться ездить на них, дуть на царапинки и радоваться каждому восхитительно розовому закату.

Но, наверное, это не про меня, да? Когда я занимался такими глупостями, такими прекрасными и радостными глупостями?

Наша жизнь с Диной — про другое. Про цели и достигаторство, про званые вечера и сражение умов, про родительство и шикарные ужины… Про воровство времени у работы и обязанностей, чтобы пожить немного для себя…

И сколько времени для себя мы с ней прожили?

Мне хочется выть, как это глупо… Как глупо прожить жизнь в достижении каких-то целей и понять, что сейчас твоя любимая женщина радуется жизни и ее мелочам… не с тобой.

Она с другим.

Любуется пейзажами, наслаждается теплом и морщит носик от проливных дождей, исследует пляжи, пробует новое, живет…

Отрезвляющий холодок понимания морозит конечности.

Я всё-таки беру телефон и звоню Тимуру.

— Да?

Его голос слишком спокойный и безмятежный. Если быть честным, он всегда был самым легким на подъем в нашей компании. Я называл его инфантилом, когда услышал, что в своем бизнесе он в любой момент может делегировать все свои полномочия на управляющего.

В любой, сука, момент.

Помню, как я возмутился. Помню, как посчитал его слишком легкомысленным.

Помню, как обсудил это с Диной и мы, кажется, даже сошлись во мнениях. Ведь мы такие ответственные, включенные в работу, в семью, друг в друга… Всегда рядом, и на работе, и дома, и даже домой мы притащим работу, да?

Я продолбался и только сейчас судорожно пытаюсь понять, где именно был тот поворот, когда я свернул не туда.

Дине все осточертело настолько, что она бросила все в момент, и наша хваленая с ней серьёзность, и наши планы, наша ответственность — всё это наносное, чужое. Все это шелуха, которая ничего не стоит, если за этим нет ни любви, ни доверия. А я всё феерично просрал.