Измененный

— Вы с Дэни приехали ко мне около пяти лет назад и попросили о помощи. Я знала Дэни через ее дядю. — На мгновение ее взгляд рассредоточился, но она быстро взяла себя в руки. — Как бы то ни было, ты украл что-то у Подразделения и собирался за счет этого купить себе свободу. Но затем Дэни исчезла. Перед тем как идти за ней, ты оставил подсказки — это был твой запасной план. — Собака заскулила. — Ты не вернулся.

— Подождите минутку, — поднял руку Кас. — Я что-то не понял. Кто такая Дэни?

Сэм вытащил фотографию из заднего кармана брюк. Она была сложена пополам, края потрепаны, под краской виднелась белая бумага.

Странное неизвестное чувство зашевелилось во мне. Что это значит? Почему он держит фотографию в заднем кармане? Хранит как воспоминание?

— Это Дэни? — показал он снимок Суре.

Ей потребовалась секунда, чтобы ее узнать.

— Конечно.

— Я не помню ее, — проронил Сэм, пряча фотографию обратно. — Почему я отправился за ней?

— Ты любил ее, а Коннор забрал ее у тебя.

Непонятное чувство усилилось, на языке вертелись раздраженные и резкие слова. И вдруг я поняла, что это: сердечная боль. Если именно из-за Дэни Сэм создал все эти подсказки, если именно из-за нее его в конце концов поймали, то это значит, что если бы не она, Сэм бы никогда не попал в лабораторию. Я бы никогда его не встретила. Я одновременно любила и ненавидела эту девчонку.

— Я не знаю, что с ней произошло, — сказал Сэм. — Но иногда у меня возникают обрывочные воспоминания о какой-то девушке.

Я посмотрела на него. Он никогда не говорил мне об этом.

— Я не вижу лица, — продолжал он, — но, возможно, это она.

Если пять лет назад он сделал все, что было в его силах, чтобы найти эту девушку — набил татуировку, нанес себе шрамы, пошел против Подразделения, — то что же он сделает сейчас?

Он пообещал мне, что всегда будет рядом, но если дело дойдет до выбора между Дэни и мной, кого он выберет? Если необходимо будет пожертвовать одной из нас ради безопасности группы, чью сторону он примет?

Сура сложила руки вместе.

— Они, действительно, стерли все твои воспоминания? Расскажи мне, что ты помнишь.

— Ни хрена он не помнит, — проворчал Ник.

Она взглянула на него.

— Я смотрю, Николас, ты совсем не изменился. Все такой же дерзкий и всем недовольный.

Кас поперхнулся от смеха, и Ник наградил его враждебным взглядом.

— Мы очнулись в лаборатории пять лет назад, — объяснил Сэм. — У нас только смутные обрывочные воспоминания.

Сура кивнула, складывалось такое впечатление, что она знала факты.

— Хорошо. Расскажи мне о вашем побеге. Я смутно помню его, — она указала на Трева, затем повернулась ко мне: — А эту юную леди совсем не знаю.

Сэм напрягся. Я напряглась. Все напряглись.

— Ты не узнаешь ее?

— А должна? — свела брови Сура.

Трев нервничал в дверях. Ник хрустел костяшками пальцев. Я не понимала, чего они ожидали, ведь прошло шестнадцать лет с тех пор, как мама видела меня в последний раз. С того времени я сильно изменилась. Может, они дадут ей пару секунд, прежде чем делать поспешные выводы?

Сура рассматривала меня. Папа говорил мне, что у меня ее глаза, но у нее глаза были темно-зеленые, а у меня — светло-коричневые. На фотографии она была слишком далеко, чтобы это увидеть.

— Это Анна, — сказал Сэм.

— Анна, — повторила она, словно пробуя мое имя на вкус, словно оно, не известно почему, казалось знакомым. — Приятно познакомиться, Анна.

Я уставилась на нее. Она всего лишь поприветствовала меня? Чем дольше я смотрела на нее, тем более размытой она становилась, так как мои глаза застилали слезы.

— Сура, Анна — твоя дочь, — сказал Сэм. Но даже он выглядел неуверенным.

В голове зашумело, когда она пристально посмотрела на меня, морщинки вокруг ее глаз углубились.

— Что именно они сказали тебе?

— Ты не узнаешь ее?

Она вздохнула, повернувшись ко мне.

— Милая, я никогда не была беременна.

На меня внезапно обрушился весь груз тех дней, которые я провела в страхе и неопределенности. Боль в голове усиливалась, и у меня вырвался сдавленный всхлип. Я вскочила с дивана. Собака подняла голову, на ее ошейнике зазвенел бейджик. Я пронеслась через кухню и выскочила на улицу. По лицу текли слезы, отчего ветер казался слишком холодным. Мне вслед лаяла собака.

— Анна!

Позади меня громыхали шаги. Я бежала, не зная куда — чем дальше, тем лучше. Все эти годы я хотела узнать свою маму, и сейчас она была здесь, но я не была ее дочерью?

— Анна, остановись!

Папоротник хлестал по коленями. Волосы зацепились за ветку, и я притормозила. Сэм догнал меня и развернул к себе.

— Она меня не знает! — закричала я, отталкивая его, потому что не хотела, чтобы он видел меня раздавленной и потому что не могла оставаться на месте ни секунды.

— Мы выясним, почему, — сказал он. — Успокойся!

Я уткнулась лицом в его шею. Он пах мылом Айвори и чистым свежим воздухом. Он пах домом.

Я хотела вернуться домой, даже если все там было ненастоящим. Я скучала по предсказуемости во всем. Дома я знала, чего ожидать, и Сэм всегда был там, и я всегда была Анной, у которой умерла мать, и отец, который посвящал все свое время работе.

Это была моя жизнь. Пусть не самая лучшая и не совсем правдивая, но моя.

Мы стояли посреди леса. Сэм дал мне выплакаться, крепко прижимая к себе, будто боясь, что я снова убегу. Я бы и убежала. Возможно, я убежала бы так далеко, насколько хватило сил.

— Она не моя мама, — наконец выговорила я, вытирая слезы. Произнеся эти слова вслух, я поняла, что так оно и есть. Наверное, в глубине души я допускала такую возможность — с тех пор как нашла записку с ее почерком и сравнила его с почерком в старом журнале. Наверное, я знала это с тех самых пор.

Папа лгал мне о многих вещах, но сказать мне, что Сура — моя мама — это слишком даже для него. Почему он так поступил? Какую цель преследовал?

— Если она не моя мама, тогда кто?