Изоморфы

— Ну что, — произнес он, обращаясь скорее к коллеге, чем к присутствующим, — тут как бы все понятно, оформляем и забираем.

— Вы ведь не будете подымать шум? — взмолился администратор, вцепившись в рукав пиджака Гая будто клещами. — Гостиница предоставит Вам оплаченный ужин в нашем ресторане, внизу, на первом этаже.

— Благодарю, — коротко кивнул Гай администратору, давая понять, что вопрос закрыт. На измученном лице сотрудника отразилось невыразимое облегчение, и он поспешил убраться из злополучного номера вслед за сотрудниками милиции, тащившими орущую и пытающуюся вырваться Летицию, которая, наконец, поняла, как ее круто подставили.

— Гай, сукин ты сын, я доберусь до тебя, мерзавец! — кричала она.

— Ничего, мы тебя так упрячем, что ты еще нескоро куда-нибудь доберешься, — доверительно поведал ей один из милиционеров, и Летиции пришлось заткнуться, чтобы не навлечь на свою голову еще больших бед. Как она могла поверить этому гаду? Люди ведь не меняются, в особенности, такие беспринципные сволочи, как Гай.

* * *

Дюпре сидел на нарах, закрыв глаза, лишь его большие руки подрагивали, говоря о том, что он не спит. Только теперь осознание совершенного накрыло его с головой. Он впал в бешенство, поддался порыву, это было чистой воды безумие, на какие-то минуты отключившее его сознание, но сейчас уже было ничего не исправить и ничего не вернуть. Необратимость — это слово будто вырисовалось на противоположной стене его камеры кровью. Хотя самой крови в убийстве не было: просто чуть сильнее и дольше, чем нужно, сжатые руки. Дюпре открыл глаза и с ненавистью посмотрел на свои ладони.

Звук открываемых дверей и шагов в коридоре отвлек его от тягостных размышлений. Он услышал грубоватый женский голос, какие-то крики, потом дежурные открыли соседнюю камеру и втолкнули туда какую-то неряшливую женщину в костюме горничной.

— А она-то тут что забыла? — невольно подумал Дюпре, отвлекаясь от своего всепоглощающего горя.

И словно в ответ на его мысли дежурный, захлопывая дверь ее камеры, бросил напоследок:

— Будешь знать, как воровать, шалава.

— Я требую адвоката! — завопила женщина.

— Ты че, фильмов, что ли обсмотрелась? — заржал второй мужик. — Смотри, чтобы по роже не дотребовалась.

И женщина умолкла, и в этой наступившей тишине ощущалась безнадежность, разлившаяся от соседней камеры по полу.

— Слышь, Коля, — раздался еще один мужской голос, — тут к убийце пришли. Пустить?

— С какого… — начал мужик, по-видимому, Коля.

— Так он заплатил нормально, — отозвался голос.

— Тогда че спрашиваешь, пускай, — проворчал тот.

Антуан подобрался и поднялся на ноги. Значит, к нему пришли. Он почти не сомневался в том, кого увидит. И уже через несколько секунд перед ним действительно стоял Коэн. Британец осмотрелся по сторонам, убедившись, что никто из охраны их не слушает.

— Дюпре, — взвешивая каждое слово, сказал он. — Ты провалил задание, ты подверг нашу организацию опасности, выйдя за рамки дозволенного. Ты… — у него будто закончились эпитеты для француза. — Ты повел себя, как последний идиот, — не выдержал он. — И мне стоило прислушаться к мнению других и распрощаться с тобой намного раньше, возможно, тогда последствия не были бы настолько плачевными. Теперь же за твои ошибки вынужден будешь расплачиваться не только ты. Я уже молчу о том, что Хорн только и ждет, чтобы обернуть все это против меня. И знаешь что? — Коэн кивнул, не дожидаясь от Дюпре ответа. — Я рад, наконец, избавиться от тебя. От всех твоих страданий, кирпичами висящих на твоей шее и тянущих тебя на дно.

— Я не сомневался, Джон, что ты не станешь меня спасать, — спокойно произнес Дюпре.

— А ты что, ждал, что я стану тебя спасать после всего? — сегодня Коэн был, как никогда, эмоционален. — Ты хоть понимаешь, что ты наделал? У нас был шанс, шанс заполучить еще одного, а может и больше, изоморфов. А что сделал ты? Ты лишил нас этого шанса, теперь все наши усилия снова сведены к нулю, все исследования, у нас снова нет никого, кроме Гая, и то, в случае, если мы и его из-за тебя не потеряли, — Коэн зло посмотрел на француза.

— Гай вернется, — глухо проговорил Дюпре.

— Ты в этом так уверен, да? — заорал на него Коэн. — Откуда у тебя такая уверенность? Быть может, Одри здесь появилась именно для того, чтобы дать уйти Гаю!

— Он вернется, — упрямо повторил Дюпре, — он здесь встречается с одной девчонкой, она ему зачем-то нужна. Даже если Гай пропал, найдете ее — найдете и его. Сергей и Костя в курсе, как она выглядит.

Коэн взглянул на него в ответ уже менее зло, впитав полученную информацию до последнего слова. Дюпре почти видел, как Коэн выстраивает план действий, мысленно набирая номера телефонов и отдавая распоряжения.

— Мне жаль, что так вышло, — проговорил француз, — но, по крайней мере, теперь одним изоморфом меньше.

— Ты истинный дурак, — устало проговорил Коэн, — если полагаешь, что уничтожил ее. Одри не первый день живет на этом свете, к тому же они очень изворотливы, когда их припирают к стенке. Я читал отчеты пятидесятилетней давности, Дюпре. Ты не убил ее, ты лишь заставил ее сменить носителя. Теперь мы никогда ее не найдем.

— Она не могла выжить, — руки Дюпре с силой сжали решетку.

— Верь, во что хочешь, — заметил на прощание Коэн, глядя на него почти с сожалением. — Боюсь, теперь это единственное, что тебе осталось.

— Коэн, — позвал Дюпре.

— Да? — обернулся тот.

— Не отдавайте французский филиал Хорну.

— Это не в моих интересах, — заверил его глава и без долгих прощаний пошел по коридору на выход.

* * *

— Ты слышишь меня? — сквозь дрему и пришедшее на смену раскаянию спасительное отупение расслышал Дюпре. Он неохотно развернулся на неудобных нарах и посмотрел в стену своего комфортабельного номера на одного. Когда вопрос повторился, он, наконец, понял, что голос этот не мог принадлежать никому иному, как его невзрачной пожилой соседке.

— Слышу, — вздохнул Дюпре, сетуя на то, что ему помешали пребывать в таком драгоценном невесомом и бессмысленном состоянии.

— Я прощаю тебя, — проговорила женщина.

— За что? — пробормотал Дюпре и задумался, не безумна ли она. Только этого ему не хватало: разговоров, или, того хуже, криков всю ночь напролет, прихода охраны, громыхания замков и неизбежно последующих за ними криков боли. В гуманности местного персонала Дюпре не сомневался: здесь любая человечность стоила определенных и немалых денег.

— За то, что ты сделал, — женщина его каким-то чудом все же расслышала или просто решила продолжить свой монолог.

— Ты не знаешь, что я сделал, — скорее, по привычке, чем ради желания на самом деле спорить, возразил Дюпре. Какая-то чокнутая вознамерилась отпустить ему грехи, даже не представляя себе, что он натворил.

— Знаю, — отозвалась она. — И прощаю. Потому что знаю, почему ты это сделал. Мне следовало рассказать тебе все с самого начала, объяснить. А я не сделала этого, и даже больше: не сделала ничего после, просто исчезла. А потом появилась вновь и… и все снова пошло не так.