Изоморфы
Шрифт:
— Кем Вы работаете? — спросила Саша, заинтересованно глядя на своего нового знакомого.
— Разве это имеет значение? — усмехнулся он. — Для нас? — и подмигнул ей.
Саша смущенно замолчала на какое-то время, поскольку так и не научилась отличать изоморфов от обыкновенных людей. С этим у нее были устойчивые проблемы, она почему-то не распознавала их, несмотря на то, что видела даже призраков. Хотя, по логике вещей, с кем еще ее мог познакомить Тинни? Да и зачем вообще? Для развлечения? Это было так не похоже на великого манипулятора от науки.
— Вы… можно мы перейдем на ты? — спросила Саша, осторожно поглядывая на Мишу.
— Да,
— Вы что-то должны Тинни? — осторожно поинтересовалась она, и его улыбка растаяла так быстро, словно ее и не было.
— Ты умеешь задавать неудобные вопросы, — проговорил он и стал судорожно рыться в карманах, отчего Саша сразу поняла, что он нервничает. Вскоре на свет была извлечена мятая пачка сигарет и зажигалка. Миша прикурил, не с первого раза, и нервно затянувшись, наконец, вновь взглянул на нее. — Может, оставим все это и просто хорошо проведем вечер?
— Это как-то искусственно, прости, — смутилась Саша, пытаясь оправдаться и одновременно не задеть чувств своего собеседника.
Он запрокинул голову и театрально рассмеялся.
— Знаешь, меня еще никто не обвинял в плохой игре, ты — первая. Что ж, — он изобразил шуточный поклон, снимая невидимую шляпу, — преклоняюсь перед искусным зрителем.
— Я — не зритель, и это — не спектакль. Это жизнь, а я — всего лишь че…, — и Саша запнулась.
— Браво! — Миша похлопал в ладоши. — Я почти поверил, — он заглянул в ее лицо. — Теперь я понимаю, почему тебя не удовлетворила моя игра. Это все равно, что предложить мерло по евро за бутылку человеку, пившему Монтельи. Кстати, — он озорно улыбнулся, демонстрируя закрытую пробкой бутылку под плащом, — она все еще с нами. Как Вы относитесь к паркам?
И на этот раз Саша благосклонно улыбнулась, подыграв ему.
Глава 30
Тинни ходил по гостиной своего особняка недалеко от елисейских полей, и сосредоточенное выражение его лица никак не сочеталось с образом подростка.
— Как тебе удалось сохранить собственность? — родился у Саши неожиданный вопрос.
Тинни остановился и холодно посмотрел на нее.
— Наследство.
Саша кивнула, будто поняла, хотя на самом деле ей неизвестны были все ходы и детали подобных сделок, но продолжать тему отчего-то не хотелось.
— Ты должна отгораживаться от их эмоций, — заговорил Тинни. — Мы не смешиваем свои ощущения с ощущениями носителя.
Саша попыталась что-то возразить, но Тинни ей не позволил.
— Навыки — да, это другое дело. Но все полезные навыки прекрасно приобретаются без вовлечения эмоциональной сферы. Ты же слишком интегрируешься с носителями, и это проблема.
— Почему это проблема? — недоуменно посмотрела на него Саша.
— Потому что в результате в твоем сознании и памяти скапливается гора ненужного хлама в виде историй их жизни, событий, ощущений. Это же очевидно! Уже после нескольких человек ты превращаешься в мусорную свалку. Реберфы не впитывают в себя все подряд, как губки, они берут только то, что
им нужно.— Может, это плата за мои особенности? — возразила Саша.
— А может, это банальная недисциплинированность?
Саша умолкла, они ступали на шаткую почву, где ни у одного из оппонентов не было доказательств.
— Притом, что у вас нет четкой системы внедрения в человека, а все — лишь на уровне личных интуитивных ощущений, как можно вообще говорить о том, что правильно, а что нет?
— Это происходит на уровне рефлексов, Александра. А рефлексы невозможно разложить в алгоритм. И, несмотря на свои особенности, ты отлично справляешься с захватом носителей. Я говорю о том, что происходит дальше. И почему ты упираешься: зачем тебе их боль, сомнения и сожаления?
— Я понимаю их, — ответ вырвался раньше, чем Саша успела подумать. И, судя по взгляду Тинни, теперь он не понимал ее.
— Я уже молчу о том, что ты накапливаешь необъективный опыт, восприятие мира, которое разрушает твою собственную взвешенную картину.
— Не разрушает, я просто вижу мир богаче, многограннее. — Саша не знала, как ему объяснить, как каждая прожитая жизнь делает ее мудрее, терпимее, добрее.
Они сидели на одном из берегов Сите, прямо на набережной из плит, на поваленном стволе дерева, и пили Анжуйское за пять евро из супермаркета. Куда только подевался весь наносной лоск Миши и вычурность его выражений: рядом с Сашей сидел обыкновенный уставший человек и смотрел, как утки толкутся, поедая куски багета, которые он отщипывал и бросал в воду.
— Ты француз? — спросила Саша.
— Да, — рассеянно ответил Миша, не отрываясь от своего занятия.
Саша отняла одну руку от пластикового стаканчика и подула на пальцы, чтобы согреть их. Июнь в этом году в Париже выдался настолько прохладным, что вечером даже в легкой куртке можно было замерзнуть.
— А откуда такое странное имя? Оно ведь русское?
— Да, моя мать, будучи в одной студентке, поехала в путешествие по России, и там познакомилась с парнем.
— И ты — его…
— Нет, — улыбнулся он, — все так думают, но нет. Я появился много позже, после того, как мама вернулась и вышла замуж.
— За Коллинза, — закончила за него Саша.
— Именно, — кивнул Миша и отсалютовал своим бокалом.
— Реберфы вступают в браки?
— Почему нет.
— Но они ведь имеют юридическую силу, только пока они не покинут… А дальше?
— А дальше все зависит от их собственного желания: захотят, заключат новый брак, не захотят — разойдутся.
— Проверка брака на прочность.
— Поверь, эта проверка не помешала бы многим людям. Зачастую брак — лишь привычка, особенно, с течением времени. И если бы для того, чтобы продолжить семейную жизнь, требовались какие-то телодвижения, половина пар их бы так и не совершила.
— Я вижу, ты невысокого мнения о любви.
— Напротив, — улыбнулся он.
— Так того парня из России звали Мишей? — вернулась Саша к теме, от которой они отошли.
— Вообще-то Митей, — усмехнулся Миша, — мама напутала.
Саша рассмеялась вместе с ним. После того, как они забыли о формальностях и обо всем, чего от их знакомства ожидал Тинни, общение стало непринужденным и приятным для обоих. Рестораны заменили долгие вечерние прогулки по улицам, иногда посиделки на газоне с вином или что-то сумасшедшее в духе пряток в закрывающемся соборе Парижской Богоматери.