Изоморфы

— Вы отлично двигаетесь для пятого дня после такой продолжительной комы. В каком-то смысле, Бьянка, Вы — медицинское чудо.

— А святой отец говорит, что я — чудо церковное.

— И я не вижу у вас никакой задержки развития, скорее даже, наоборот, — заметил доктор, улыбнувшись в ответ на ее шутку.

— После всех ваших разговоров над моей койкой, мне можно идти сразу на третий курс медицинского, — снова отшутилась Бьянка, а доктор улыбнулся еще шире.

— То есть, вы утверждаете, что все слышали и понимали?

— А вы можете иначе объяснить мои познания? — вопросом на вопрос ответила она.

— Не могу, — честно признался доктор. — Я вообще насчет вас терплю непрерывное фиаско.

— Док, когда мне уже можно будет выйти наружу? — ее большие глаза с надеждой посмотрели на мужчину. Он был еще достаточно молод, чтобы определенным образом отреагировать на подобный взгляд. Доктор закашлялся, пытаясь замаскировать свой неуместный отклик на ее просьбу.

— Еще слишком рано об этом говорить, — ответил он.

— Ну, пожалуйста, — Бьянка мотыльком слетела с кровати и оказалась прямо перед ним. В такой близости от этого удивительного создания, немного нескладного, но все же невероятно прекрасного, он засомневался в своей способности дать ей отпор.

— Надин была права, Вы невероятно резвы, — с трудом выдавил из себя он.

— А вы невероятно жестоки, если не позволяете мне выйти из стен, в которых я провела последние шесть лет, — бесцеремонно заявила Бьянка, обиженно надув губы.

— Если Вы уговорите Надин, можете выйти во двор на полчаса, но за ворота я Вам выходить категорически запрещаю, слышите?

Бьянка подпрыгнула от радости и чмокнула доктора в щеку, отчего тот залился краской едва ли не до основания шеи. Этот непосредственный ребенок в облике соблазнительной девушки сводил его с ума. Кто бы мог подумать, ведь он едва не лишил ее жизни. Последняя мысль отрезвила его и позволила выйти из палаты, не утратив достоинства.

— Как она? — озабоченно поинтересовалась Надин, перехватив его в коридоре.

— В ней жизни больше, чем в нас с вами, — философски ответил доктор и пошел дальше.

Глава 34

— Она сведет меня с ума, — жаловалась в ординаторской доктору Надин. — На прогулке она умудрилась выпросить у кого-то сигареты и закурила.

— В ее состоянии крайне не рекомендуется… — начал доктор, но Надин его не слушала.

— Курить, в ее возрасте!

— Надин, ей девятнадцать, — заметил доктор, непроизвольно думая о том, что еще не возбранялось делать в таком возрасте.

— Но для Бьянки она очнулась спустя месяц после тринадцати!

— И это меня поражает больше всего. Она не выглядит маленькой отсталой девочкой. Ее шутки, Вы заметили? А познания, причем, в совершенно разных областях?

— Да, я заметила, и это меня беспокоит. Не может это свидетельствовать о каком-то нарушении работы мозга?

— Нарушении? — Поразился он. — Да я был бы счастлив, если бы подобными нарушениями страдала хоть часть моих интернов, — произнес он, намекая на стадо безмозглых баранов, явившееся к нему на стажировку.

— Но она ничего не помнит о себе, абсолютно ничего. Я обрадовалась, когда она в первый день сказала, что у нее глаза, как у матери. Но недавно Бьянка заявила мне, что они серые. Господи, серые! Когда они карие, как ночь. Разве такое можно забыть?

— Принесите ей зеркало.

— Что?

— Зеркало.

— Хорошо. И еще мне кажется, она очень легкомысленна. Святой отец в ней полностью разочаровался и перестал к нам приходить — она совершенно не внимает его словам.

— И я этому рад, — произнес доктор.

— Рады? — поразилась Надин.

— У нее живой ум, Надин, и своя картина мира. Разве это плохо? Я лишь боюсь, что она очень быстро упорхнет от нас.

— Вы считаете?

— Даже не сомневаюсь.

Надин тяжело вздохнула и отправилась на дежурство, размышляя над словами доктора. Бьянка была настоящим ангелом, пока спала, а как проснулась, оказалась сущим чертенком. И этот еще русский — ну что за блажь, она не сомневалась, что это еще одна глупая шутка девчонки.

* * *

— Простите, Вы говорите по-английски? — подтянутый мужчина с совершенно некрасивым лицом поймал Надин на улице, когда она направлялась от автобусной остановки к больнице.

— Простите, нет, только по-французски, — ответила она. Но он или не понял или решил все равно попытаться.

Сначала последовал поток незнакомых слов, а затем он произнес название старого кладбища, которое было неподалеку.

Надин стала пытаться объяснить ему на французском, как туда пройти, сопровождая свой рассказ активной жестикуляцией, но, очевидно, движений было недостаточно, и где-то посередине объяснения, мужчина потерялся.

— Я — спортсмен, приехал сюда на соревнования, — зачем-то пояснил он ей на ломаном французском. Похоже, это была единственная фраза, которую он выучил. Но Надин не понимала, чем она могла им помочь, и вновь попыталась повторить свой рассказ. Он слушал ее с такими большими глазами, что Надин уяснила, что незнакомец совершенно ничего не понимает. Ситуация превращалась в глупую и тупиковую одновременно. Надин в отчаянии всплеснула руками, подумывая о том, чтобы бросить мужчину там, где он есть, и отправиться в больницу.

— Да что ж за невезуха-то такая. Похоже, вообще не там вышел, — выругался незнакомец.

— Вы — русский? — обернулась Надин. Он не сразу ее понял, но затем закивал головой.

— Пойдемте со мной, — показала она ему жестами.

— Так бы и сразу, — успокоился незнакомец и последовал за француженкой. Но чем дальше они шли, тем больше он понимал, что произошло какое-то недоразумение. Постройка, во двор которой они вошли, больше всего напоминала больницу.

— Я — здоров, — занервничал он, когда они перешагнули порог, и он увидел людей в белых халатах.

— Момент, прошу вас, один момент, — на помеси английского и французского попросила она.

Мужчина сдался, очевидно, понимая, что спорить с ней будет еще сложнее, чем подчиниться и потерять еще несколько минут. В конце концов, в больнице должен был оказаться хотя бы один грамотный человек, говорящий на английском. Хотя сам Алексей тоже не мог сказать, что он блещет английским, но так все же был шанс понять что-то из того, что ему говорят. А ведь его предупреждали ребята, что французы в большинстве своем не признают никакого языка, кроме родного.