Извек

— Негоже, — с укоризной протянул Сотник. — Неужто такой злой?

— Да какой там злой?! Сами виноваты! То им молодильные яблоки с живой водой подавай, то гусли-самогуды с сапогами-скороходами, то несметные богатства. А то вынь да положь каких-то принцесс пленённых или царевен краденых. Один раз за Смерть-Бороной приходили, а я сам о ней только раз слышал…

Извек замер, а Кощей развёл руками и, глянув на гостя слишком честными глазами, сменил тему.

— И ладно бы добрым словом попросить, так нет же — зальют глаза и лезут напролом, как лососи на нерест. Отгородишься стенами — прут через стены. Уйдёшь под землю — кротами роют. На гору залезешь — муравьями карабкаются. Ну как тут не осерчать? — Кощей хлебнул из кубка, сделал скорбное лицо.

— Потом и того хуже стало. Прознали, что смерть моя в яйце и давай наезжать на расправы все, кому не лень. Ни здрасьте, ни до свидания. Наскакивают, пинаются, как узкоглазые из горных монастырей, будто нет ни благородных мечей, ни всесокрушающих топоров. Ну и сами, конечно, полегли — кто ж им простит такое издевательство?

А позже, когда одна ведьма проболталась, что яйцо спрятано — вообще покоя не стало.

До этого, редко да метко, лучшие бойцы приезжали. Орлы! Любо-дорого посмотреть. Теперь же любой землекоп в герои лезет. Перерыли всю округу, едва скалы не вывернули. Траву повыдирали, каждую песчинку просеяли, Ящер их задери. Пришлось перепрятывать поукромней. Яйцо теперь в утке. Утка, само собой, в зайце. Заяц — в сундуке. Сундук — на сосне. Да, хлопец, на сосне, а не на дубе, как многие думают…

— А сосна? — не удержался Извек.

Кощей ухмыльнулся.

— Ты рот-то закрой, и уши подбери, а то по плечам висят, пыль собирают.

Бессмертный подмигнул гостю, понизив голос продолжил:

— Про то и дело у меня к тебе. Не возьмёшься ли снести…

— Эт я враз, — гаркнул Сотник. — Снесу напрочь, и сосну, и ель, и всё, что там ещё растёт… — он примолк, заметив кислую гримасу хозяина.

Кощей раздражённо сверкнул глазом:

— Какие все торопливые!

— Так мы же не бессмертные, — оправдался Извек растерянно. — Нам рассусоливать некогда.

— Снести и перепрятать в другое место, подальше и понадёжней. А то и до сундука уже куча охотников, друг другу на головы лезут. Окрест тех мест, все дубравы вытоптали, скоро за рощи примутся. — Бессмертный испытующе посмотрел на гостя. — Ну как, возьмёшься?

Извек выдержал взгляд, приложился к кубку, не сводя глаз с собеседника, осушил до дна.

— Так просто и доверишься первому встречному?

— Не так просто, и не первому, — Кощей улыбнулся, мечтательно прикрыл глаза. Длинные пальцы поглаживали алмазные грани кубка. — Ты отнесёшь то, что надо, туда, куда надо. А я похлопочу для тебя.

— Я привык сам для себя хлопотать, — отрезал Извек. Брови скакнули к переносице. — Сам! Всегда и везде!

— Ой ли? Там, где я буду, сам не дохлопочешься. Так что послушай старшего, а топорщиться потом будешь.

Сотник скрестил руки на груди, хмыкнул. — Излагай, батяня… Точнее дедуля!

— Так вот, — тихо продолжал Бессмертный. — Ты отвезёшь яичко, выбросишь его и забудешь, что Кощей тебе докучал. А я, тем временем, переговорю с кем надо, глядишь, да уступят старому приятелю, отпустят девку за тебя. И тебе радость, и баба при деле. Она ж тоже по тебе сохнет. Не знаю уж, что в таком нашла, но забыть не может, если слухи не врут.

Лицо Извека застыло. Кощей спокойно ждал, пока взор синих глаз прояснится. Наконец Сотник справился с голосом, хрипло заговорил.

— Старик, я правда сейчас слышал то, что ты сказал, или…?

— Правда, правда. Услуга за услугу. Ты утрясёшь мои людские заботы, я — твои нечеловечьи. Ну как, сговоримся?

— Сговоримся, ежели не надорвёшься. Только объясни, почему сам не сделаешь?

— Самому мне не способно, уж слишком я заметен. Стоит отойти от горы, сразу пронюхают, слетятся, как комары на голую задницу. Придётся не делом заниматься, а от назойливых отмахиваться. Хлопотно уж больно.

— Неужто не сдюжишь, — не поверил Извек. — Ты же велик и могуч.

— Не я один. Те — тоже не первый век на белый свет смотрят. Не будь их, я бы давно до моря прогулялся. Так что решай. Откажешься — не обижусь.

Сотник задумался. Кощеевым доводам верилось не очень, но награда того стоила. Русалка не выходила из головы, заполняя сердце тоской и отчаяньем.

— Уговорил. Объясняй куда и как ехать.

— Объясню, конечно же объясню! — оживился Кощей. — И расскажу, и покажу.

Бессмертный щёлкнул пальцами и, рядом дружинником возникла большая медная чаша на кованной витой треноге. Заглянув в неё, Сотник присвистнул. Вместо отражения свода пещеры, в чаше покачивался краешек леса. Можно было рассмотреть даже отдельные кроны деревьев и прогал с елезаметной стёжкой.

— Поначалу поедешь сюда, — заговорил Кощей. — Найдёшь дорогу, давно не езженную, но ещё заметную…

Сотник кое-как справился с лицом, негоже войну выказывать оторопь, смотрел на меняющиеся картинки, не пропуская ни слова. Дорога получалась неблизкая. Глаза запоминали виды новых мест, в уши влетали малознакомые названия: Лемеш, Вышень, Проплешины… Бессмертный терпеливо рассказывал о каждой местности, обращал внимание на те или иные приметы, способные помочь в определении направлений. Уже к полуночи выложил перед гостем потёртую дорожную флягу.

— Фляга нескончаемая, — пояснил он. — Сколько из неё ни пей, она всё полная. Да, вот ещё: гусика жареного возьми, — он выдернул из воздуха тушку размером с трёхмесячного порося. — Будешь есть, хребет не бросай. За ночь на нём ещё нарастет. Печенья горсть. Последнее оставляй в сумке, не успеешь проголодаться, как ещё пять-шесть горстей прибудет.

Бессмертный помолчал, раздумывая. Потом нехотя поднялся, откинул несколько подушек и выволок на свет потёртые ножны с невзрачной рукоятью.

— Меч-Кладенец! Не ржавеет, не ломается, не тупится, почти не утомляет.

Сотник освободил ножны, глянул вдоль лезвия, качнул оружие в руке. Поискав глазами, на чём испытать, отломил от грозди невиданный жёлтый плод. Подкинул перед собой и, ощущая необычную лёгкость клинка, размашисто рубанул. Удивлённо вскинул брови и снова потянулся к грозди. Рубанул ещё раз. При ударе лезвие наливалось странной тяжестью, которая мгновенно исчезла на замахе.

— Гожо! — с горящими глазами восклицал Сотник, рассекая на лету жёлтые огурцы. — Эх, гожо!

Чтобы остановить этот, почти детский восторг, Кощею пришлось бросить в дружинника тяжёлый золотой подсвечник. Развалив его с той же лёгкостью, Извек восхищённо осмотрел идеальную рубящую кромку и бережно положил клинок поверх фляги.

Бессмертный, со скукой смотревший на забаву гостя, указал на гору подушек.

— Уже поздно, доблестный Извек, отдохни с дороги, а я отправлюсь за поклажей. К утру обернусь.

— И то верно, — согласился Извек. — Ступай, дедуля! А мы с коником пока всхрапнём.