К-10 (сборник)
Шрифт:
– Благодарю. Командир, я видел кошмар. Мы все бросили летать. Вы покончили с собой, Рожнов стал алкоголиком, а я – священником. Чарли, оказывается, был нормален, это мы его выставили психом.
– Интересный кошмар, – улыбнулся Шульте, протягивая Кучкину поилку. – А было объяснение, почему?..
– Вас замучили сомнения. Меня выгнали за кувалду. А Рожнов ушел просто за компанию. Одна интересная деталь: через пять лет… Нет, получается, через три года уже монтируют лунный город.
– Раньше, – сказал Шульте. – У вас неверные данные. Монтаж начнется еще раньше. А Чарли, к великому сожалению,
– А как насчет вас?
– Я дальше сверлю? – раздалось из-за переборки.
– Работайте, коллега, – разрешил Шульте. – Все равно шумно.
Дрель взвыла. Кучкин, скорчив недовольную мину, присосался к поилке. Шульте висел рядом и, улыбаясь, глядел пилоту прямо в душу.
– А насчет меня – даже не думайте! – прокричал начальник экспедиции.
– Я не виноват! Это психология! – крикнул Кучкин в ответ. – Старая обида руководила моим кошмаром.
– Обида? На что?
– Зачем вы солгали тогда? Про то, что увидели внутри Девы?
Глаза Шульте заметно похолодели.
– Вы меня уже затрахали, господин Кучкин! Сколько можно?
– Сколько нужно! Это мое чувство правды! Оно требует ответов!
– Засуньте его себе в задницу!!! – рявкнул Шульте. Дрель смолкла, и во внезапно наступившей тишине командный рык начальника, казалось, сотряс платформу.
– Не лезет! – парировал Кучкин.
– Я не понимаю, – сказал Шульте уже спокойнее. – Чем мое чувство правды хуже вашего? У меня оно поддается настройке. Может, вы просто не умеете своим управлять? Или не хотите?
– О’кей, о’кей. Оставим это, командир. Доброе утро.
– Доброе утро, господин Кучкин. С вашего позволения, я вернусь к исполнению служебных обязанностей. Спасибо.
Шульте улетел в инженерный. Кучкин допил сок и решил, что по случаю пережитого кошмара позволит себе еще несколько минут побездельничать.
– Ну, у вас со стариком отношения, – сказали за переборкой. – Аж завидно. А что такое чувство правды?
– Мы видим, когда врут, – объяснил пилот. – И даже немножко больше.
– А-а… Понятно.
Кучкин расстегнул спальник и уселся.
– Приветствую экипаж станции «Свобода»! – провозгласил он, ловко имитируя женский голос. – Сохраняйте, пожалуйста, спокойствие! Вы вступили в контакт с иным разумом! Передаем концерт по заявкам! Полковник Кучкин просит исполнить для него любимую песню военных летчиков «Первым делом мы испортим самолеты». – «А вот хрен вам, полковник Кучкин! Слушайте группу «Железная Дева»!..
Шульте в инженерном модуле пристроился к иллюминатору и смотрел на Землю. Было душно, но не из-за жары, а от несправедливой обиды, нанесенной излишне прямолинейным Кучкиным. Горело лицо.
Да, он тогда солгал. Потому что взял на себя ответственность выбрать – одному за всех. То, что выглядело разумным.
Альтернативы все равно не было.
Дева совершенно не умела разговаривать с людьми. Так она и мыслила не по-человечески! Шульте чуть не спятил от ужаса, бродя по закоулкам ее сознания – если этот вселенский хаос вообще можно было сознанием назвать. Пока Дева подбирала более-менее понятные мыслеобразы, а люди сами трансформировали их в слова, о какой-то
примитивной коммуникации еще можно было говорить. Но когда дошло до серьезного дела…Дева то ли переоценила способности человека, то ли не знала, что «увидеть и понять» отнюдь не универсальная формула общения. Так или иначе, а Шульте не понял ни-че-го из того, что ему пытались демонстрировать. Дева и вправду искренне хотела наладить контакт, никакой враждебности Шульте не ощутил. Только насмотрелся чертовщины, а когда почувствовал, как его засасывает липкая противная темнота, выпрыгнул наружу. Может, имело смысл подождать, стерпеть. Но не хватило выдержки. Слишком уж там, внутри, оказалось все чужое, недоступное человеческому восприятию. И холодно там было – до дрожи, до тошноты. Неуютно.
Особенно – по контрасту с волшебным сном.
И первой ответной мыслью было прекратить, остановить. Любой ценой отогнать страшилище подальше, чтобы оно и других не трогало.
Он сумел оборвать контакт. И это было правильно. Двоих товарищей он спас. Ведь Чарли… Ни одному специалисту на Земле не удалось внятно объяснить, каким образом нормальный человек может так резко потерять рассудок – если, конечно, не бить его кувалдой по голове.
Когда Аллен, выглянув из мешка, уставился на Шульте пустыми глазами, тот понял, чем заканчивается для маленького слабенького человечка экскурсия в ту вязкую темноту.
Разумеется, Шульте мучили сомнения. Постоянно. Тысячу раз он прокручивал в уме события того дня, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, намек на то, как надо было действовать. А до чего расстраивал общий с Кучкиным сон! Они, безусловно, приняли некую информацию и переработали ее. Но насколько правдивой вышла картинка? Насколько верны были ощущения? Не крылось ли за этой системой образов нечто большее или вообще совершенно иное?
И крылось ли что-то вообще?
Временами Шульте плакать был готов и выть от тоски.
Иногда – готов во всем признаться Кучкину и Рожнову.
Ни разу у него не получалось ни того ни другого. Вероятно, он был чересчур организованным, чтобы позволять себе истерику, и слишком ответственным, чтоб обрушивать на людей такие откровения. Тем более на людей, которых сам лишил свободы выбора.
Но был ли выбор в принципе?
Явилась идиотка, несла ахинею, добивалась непонятно чего. Угрожала. Потом разочаровалась, нахамила и ушла. Так случается на Земле, сплошь и рядом. Только когда с двух сторон люди, это не называют «контакт с иным разумом». Хотя пропасть между разумами налицо.
Кто-то обещал, что вы поймете друг друга? Ха-ха. Черный юмор.
Деву больше не видел никто, во всяком случае никто из тех, с кем работали Шульте и Кучкин – они бы сразу почуяли «своего». То ли дама разочаровалась в людях, то ли целиком переключилась на косвенное воздействие. Прямые людские потери «лунной платформы» ограничились двумя специалистами. Помимо Аллена, перестал летать Рожнов. Запугивая, Дева показала ему страшную катастрофу, в которой он должен был погибнуть. Теперь инженер не покладая рук трудился на доводке лунного производственного комплекса и уже дважды спас его, что называется, «в макете». Рожнова считали чуть ли не провидцем, всячески оберегали, космос был для него закрыт.