К другим берегам

Неумело переступая с ноги на ногу, П. с ужасом наблюдал, как студенисто шаталась грудь, и пьяно изгибалось тело Елены Владимировны. Позже, освободившись от назойливого натиска, он вернулся на место и, наблюдая оттуда за происходящим вокруг, думал:

У этих людей я хотел просить помощи чтобы разобраться в себе? Как они могут помочь? Я не хочу чтобы они заглядывали мне в душу ковыряли там руками с отставленными мизинцами смеялись над моими переживаниями поблескивая своими безупречными зубами. Противно! Хуже чем та баба у забора! Причём тут баба? Уж она подивилась бы этим разнузданным танцам пьяным лицам этому количеству водки этим мизинцам зубам этому безделью и праздности... Но если я не могу этого выносить и стыжусь стало быть я такой же как та баба?

Другой голос возмутился в нем:

Нет нет! я не могу быть таким. Я умнее образованнее тоньше. Нет я не могу выносить грязной суровой жизни которой живет эта баба мне хочется другой легкой чудесной где все были бы красивы умны приятны где нет таких баб. Я хочу жить долго-долго чтобы увидеть такую приятную жизнь...

Первый голос отвечал:

Пусть так но всё это отвратительно противно нельзя больше оставаться здесь.

Да верно!
– согласился другой голос.

Под видом, что ему нужно выйти, П. прошел между столиками, забрал в гардеробе пальто, поехал в гостиницу, чтобы немного поспать, перед тем, как отправиться на вокзал...

В просторном зале ожидания П. сидел в кресле, поглядывая на большую черную электрическую доску, на которой высвечивались данные о прибывающих и отправляющихся поездах. Оставалось ждать чуть менее полутора часов. Он позавтракал в кафе вокзала и теперь сидел, разложив на колене купленную газету, но читать не хотелось. П. удобно вытянулся и думал, прикрыв глаза, сдвинув кожу лба к переносице, в две резкие складки:

Хочу ли я этой долгой-долгой жизни этого бессмертия тела? Отчего нет? В детстве я страдал мучился тем что должен буду умереть а всё останется и будет жить своей жизнью но меня не будет уже никогда. Да мне хочется жить долго наблюдать как вокруг будет изменяться мир становиться лучше и я сам буду трудиться приносить пользу... Но всё это вздор фантазии! Я не могу жить вечно и скоро умру. Весь мой ум весь мой талант прекратятся и то что было когда-то мной сравняется перемешается с тем что было когда-то той бабой и не будет никакой разницы и это тяжело сознавать! Зачем эта глупая баба привязалась ко мне? Ведь я умнее, полезнее её...

Только другой голос опять возразил ему:

– Откуда взял, что полезнее?

– Это понятно - я тружусь и хочу всем добра.

– Да и баба трудится и, верно, хочет добра другим... Так в чем разница?

– Но, это так просто! Как такого простого не понять?

– Так в чем простота? Где она?

– Да в том, что мне хочется жить, жить долго... А ей зачем? Она, скорей всего, не желает жить долго. Невыносимо, скучно, нехорошо жить той жизнью, что живет она, той одинаковой, тяжелой жизнью из года в год, из года в год... Если вдуматься, баба эта такая же, как та, что жила здесь лет пятьсот, тысячу назад! Время идет, переменяются внешние обстоятельства жизни: что-то забывается, что-то возникает вновь, а её жизнь не меняется - все та же... Так, ведь, это и есть бессмертие! А мы ищем его, выдумываем философии разные, умствуем, говорим этой бабе: Ты глупа, ты необразованна, ты забита своей косной жизнью. Тебе надо учиться, трудиться над собою, образовываться....

– Зачем,- отвечает она - ведь помрем все - только время напрасно потеряю. Так вот и матушка моя жила, и её матушка, и матушка её матушки... а куда мне менять чего-то!

– Ты глупа, ты дура!
– говорим мы, сердясь на её непонятливость, но скорее на то, что не умеем толково всё разъяснить.- Да ты не поймешь своим узким умом, что для тебя стараемся, бьемся изо всех сил о твою непробиваемую глупость?

Молчит баба, смотрит своими глазами, сцепив мужицкие - в выпуклых жилах, цвета земли - руки, точно говорит: "Да к чему это? Мне и так не плохо, миленькие..." И кажется, что баба эта огромная-преогромная, и не может она умереть никогда, а он, П., так себе - козявочка маленькая...

Подивился П. тому, куда завели его мысли, да только опять заговорил в нем голос, который вечно всему не согласен:

– Пусть так! Но это так, если глядеть с одной стороны, а вот и другая сторона: я тружусь, и есть люди: образованные, грамотные, тонкие, - им нравится моя работа, они хотят, чтобы я трудился дальше. Ни о какой бабе они не слыхивали, ни к чему она им, да и вообще: что это за баба такая? Зачем она?

– Так, - говорит первый голос, - баба...да такая, что тебе вовек её не забыть!

Что-то ещё хочет сказать несогласный голос, только зазвенели, затленькали стекляшечки о стекляшечки...

и проснулся П. На черной, электрической доске выскочили циферки. Пора уже было идти к посадке. П. поднял упавшую газету, свернул её, уложил в карман пальто, и, подхватив баул, торопливо пошел к поезду.