Как взрослые

— Рита, бери пример с Кости, смотри, как он ест — загляденье, — проворковала мама.

Я закатила глаза, вяло ковыряясь в тарелке со спагетти. Стол действительно ломился от яств, мама была искусным кулинаром. Жаль, что мне не передался ее талант к готовке. Готовить я умела, но вот так, чтоб пальчики оближешь — нет.

— Ну, начала кудахтать, им же не по пять лет, — недовольно проворчал отец.

Он любил иногда легко пожурить родительницу за чрезмерную опеку. «Был бы у нас пацан — вырос бы хлюпиком», — сетовал частенько отец. Хотя еще когда мои родители только поженились, как мне неоднократно рассказывала мама, папа настаивал на рождении дочери. Так что был на седьмом небе от счастья, когда на свет появилась я. И имя он мне тоже выбрал. Маргарита — жемчужина[2]. Драгоценность, тщательно спрятанная на дне морском в раковине моллюска. Не холодный металл, а красивое округлое образование различных оттенков. Не так-то просто его извлечь, зато насколько прекрасно оно выглядит — не броско или вычурно, а красиво в своей простоте.

— Пап, мы с Костей вам с мамой путевки в санаторий купили. Тебе требуется отдых и хороший уход. А там все составляющие — и врачи, и оборудование, опять же лес, горы, — объявила я, зная, что родитель наверняка будет против. Он не любил чувствовать себя немощным.

— Конечно мы поедем. Правда, Леша? — с нажимом произнесла мама, стрельнув в сторону отца предостерегающим взглядом.

— Как-то это все… — начал «старую песню» родитель.

— Дядя Леша, там очень хорошие врачи-кардиологи, плюс ко всему санаторий находится действительно в живописном месте. Вы не пожалеете, мы еле путевки достали. Желающих знаете сколько! — принялся увещевать Костя.

— Хорошо, спасибо за заботу, — сдался папа, хватая строго-настрого запрещенный мамой пирожок с мясом.

Она хотела было отнять у него пирожок, но родитель не растерялся и быстро затолкал его в рот и, как ребенок, показал маме дулю. Она же отвесила ему легкий подзатыльник.

— Тебе диету соблюдать нужно, бестолочь.

— Ритуля, спасай, я скоро окочурюсь с ее диетами, — взмолился ко мне родитель, прожевав пирожок. — А я жить хочу, жареного мяса хочу, борща наваристого со свининкой, сальца с чесночком, — мечтательно протянул несчастный.

Костя подавил смешок, с самым наглым выражением лица и без зазрения совести уплетая мамины фирменные бризоли.

Мама с папой слегка повздорили, но потом нашли общую тему для обсуждения и объединились для осаждения нас вопросами.

— У тебя есть сын, Костя? — невинно поинтересовался мама, затем встрепенулась, засуетилась, подливая Косте в стакан компота.

— Мне бы тоже об этом хотелось узнать, так сказать, от первого лица. Чтобы не было недопонимания, — суровым тоном сказал папа.

— Есть, — односложно ответил Костя. Наивный, думал, что сможет так легко отделаться.

— Почему ты нам ничего не говорил? Сколько ему лет? Кто его мать? Она твоя подружка? — засыпала вопросами бедняжку маман.

Костя замешкался. Я решила вмешаться.

— На то были причины, родители Кости не признают в Тимуре своего внука.

Я посмотрела на Костю, он же смотрел куда-то в сторону и только руки, сжатые в кулаки, выдавали его истинные чувства. Неприятно и больно говорить об этом. Я положила свою руку на его сжатый кулак, слегка погладила кончиками пальцев — кулак мгновенно разжался. «Потерпи немного, я с тобой» — вот что значил мой жест.

— Тимуру шесть лет, первого сентября он пойдет в первый класс. Он замечательный мальчик очень умный и любопытный, — продолжила свой рассказ я. — Похож на Костю в детстве, такой же смышленый и не по годам серьезный.

Теперь я смотрела на родителей и говорила от чистого сердца. Тимур действительно был во многом похож на Костю. Но только сейчас я отбросила все сомнения, словно сняв с глаз пелену, узнавая в мальчишке черты его настоящего отца — Кирилла. Как я могла сомневаться в этом? Тим — маленькая копия Кирилла. Он же светился изнутри, всегда улыбался, и, казалось, где бы он ни был, все попадали под власть его чар и обаяния. Помимо внешности ему достался неиссякаемый запас жизнелюбия.

— С его мамой меня связывали кратковременные отношения. Когда она забеременела, я сделал ей предложение, но она его не приняла. Тогда мы договорились, что я буду присутствовать в жизни сына, участвовать в его воспитании.

Передо мной предстала другая, скрытая часть Кости. Игра, которую они придумали с Кириллом, сейчас разыгрывалась перед моими родителями. Он отлично вжился в роль брата. Не стал отрицать или оправдываться. И неважно — чей Тимур сын на самом деле. Костя считал его своим ребенком. Но… это была уже не игра. В отцов не играют. Я знала, что он давно взял на себя целиком и полностью ответственность за Тимура. Не как дядя, а как отец.

Кирилл наверняка хотел, чтобы его ребенок находился под опекой и защитой брата. Он доверял ему как себе и лучшего отца для своего сына и желать не мог. Я прекрасно понимала Костю и собиралась его поддерживать во что бы то ни стало.

— Почему же ты молчал? Мы отдали за тебя свою единственную дочь, неужели ты думаешь, что мы не поняли бы тебя, расскажи ты все честно с самого начала? — строго спросил отец, сдвинув брови.

— Не в этом дело. В этом нет ничего постыдного. Просто знай вы раньше, обязательно обсудили это с моими родителями, а они наговорили бы всякого… И наша сделка не состоялась бы… то есть мы бы с Ритой не поженились.

«Сделка, сделка, сделка», — настойчиво билась мысль. Вот как. Понятно.

Рука плетью повисла вдоль тела — неприкаянная, одинокая. Тепло его руки больше не согревало.

До позднего вечера мы болтали с родителями о всяких пустяках, стараясь не затрагивать болезненных тем. Затем пили чай с тортиком и играли в дурака. Папа был тем еще мухлевщиком, а я все никак не могла сосредоточиться на карточной игре и нещадно проигрывала. Как и в жизни — всегда в дураках. Уже привычно.

— Все, нам пора. Да и папе отдыхать нужно, — засобиралась я, когда часовая стрелка подкралась к семи вечера.

— Да еще посидите, чего ты из меня совсем инвалида делаешь, дочь?! — возмутился тот.

— Нет, нам, правда, уже пора. Спасибо за гостеприимство. Теперь ждем вас у нас в гостях, — сказал Костя.

— Хорошо, тогда я кое-что соберу вам из закусок. Рита, небось, тебя таким изобилием не радует, — подмигнула Косте мама и поспешила на кухню, прежде чем я успела возразить.

Так что провожали нас практически хлебом с солью, Костя тащил огромный пакет с различными закусками. Мама собирала нас на фронт, не иначе.

В лифте мы ехали не одни. Но воспоминания сегодняшнего инцидента мгновенно всплыли в голове. С Костей мы стояли в противоположных углах тесной кабинки и избегали взглядов друг друга.

На первом этаже, когда створки отворились, я облегченно выдохнула.

Как только захлопнулись дверцы, в салоне автомобиля повисла напряженная пауза. Костя не спешил заводить машину. Он слегка побарабанил пальцами по приборной панели и произнес:

— Я соврал. Не во всем, но все же… — Тихий, бархатный голос щекотал внутренности. Проникал намного глубже, чем должен был. Знаешь, насколько ты глубоко во мне?