Канарейка для миллионера

— Ничего страшного там нет. Я уверен, что ты кайфанёшь.

Тут как раз приносят еду, и миллионер отвлекается от диалога. Кладу в рот овощи, а у самой кусок в горло не лезет. Проблема на проблеме. Теперь нужно что-то придумать, чтобы отказаться от поездки во Францию таким образом, который не вызовет никаких лишних подозрений.

Слишком много всего происходит в последнее время.

После ужина мы идём в гостиницу. Пока Степан Ефимович оформляет номер, я рассматриваю себя в зеркальном коридоре холла. Время пройдёт быстро, не успею и глазом моргнуть, как беременный живот на лоб полезет. Да ещё и последние месяцы совпадут с летом, скрыть не удастся.

Это печалит.

Как и тот факт, что я не могу рассказать никому о своей большой радости. Особенно виновнику "торжества".

Смотрю на Волкова, ловлю на себе его взгляд… приветливый, лучистый, добрый. Только он умеет так смотреть.

В воспоминаниях всплывают фразы, которые Степан Ефимович сказал мне, когда принимал на работу…

"Послушай меня, Вероника. Я не знаю, откуда ты такая взялась, но рядом с тобой я впервые за долгое время почувствовал себя не кошельком, а настоящим мужчиной. Ты ничего не просила. Ничего не требовала. И это цепляет. Ты тронула какую-то важную часть моей души. Задела за живое. И я не знаю, что у нас с тобой будет дальше, но… Но я не хочу, чтобы моей женой притворялась актриса. Я хочу чего-то большего, настоящего."

Тогда я не предала его словам особого значения. Всё это казалось каким-то чудом и постановкой. Между нами была одна ночь, два букета цветов и нелепые переписки. И его фразочки я посчитала лицемерными и подлыми, высказанными только для того, чтобы заманить меня в эту игру в счастливый брак.

Волков всё ещё глядит на меня, пока девушка на ресепшне заполняет данные в компьютер. Он искренне улыбается и дурашливо подмигивает мне. Я отвожу взгляд.

А что, если тогда его слова были настоящими? Может он и правда устал от фальшивых моделей и хочет большой настоящей любви, без заморочек, без взаимных претензий, без недомолвок и обид? Серьёзности, семьи, детей. Миллионеры же тоже люди. Каждому человеку нужна опора и поддержка. И это объяснило бы зачем он всеми способами старается наладить мою жизнь. Работа личной помощницы в его офисе, участие в ТВ-шоу, которое даст мне неплохой старт для карьеры певицы, эта поездка к оленям. Это же всё не просто так. Может, если я расскажу о беременности, ничего страшного не случится? Степан Ефимович может обрадоваться такой новости…

И тут же всплывает новый флешбек, тот несладкий разговор про его бывшую жену.

" — Я замечала, как вы на неё смотрите.

— Да. Тяжело забыть, когда ты человека готов от пуль защищать голым телом, а тебе такой плевок в душу.

— Вы её ещё любите?

— Да. Она, кстати, тоже понимает, что с Орловым у неё ничего не выйдет. Тянется ко мне. Ревнует к тебе, стерва. И я пока не знаю, чем это закончится."

Канарейкина, соберись! О беременности никому говорить нельзя, тем более Волкову. Если Эвелина захочет вернуться к нему, то он её примет. С большим удовольствием!

Я же всё видела своими глазами.

Видела, как статусный взрослый мужчина нервничает при виде бывшей, как пульсирует вена на его шее, как он яростно злится, что рыжеволосая женщина не принадлежит ему. Миллионер просто одержим Эвелиной, а я, серая мышка Ника, никак не могу быть частью любовного треугольника. Я сыграю свою роль и осторожно, незаметно отойду в сторону.

— Ну что, идём? — Степан Ефимович обнимает меня за талию и ведёт к лифту.

_40_

В номере пахнет лавандой и мятой. В большой постели так одиноко одной, что я случайно засыпаю уже пятый раз, хотя обещала Степану Ефимовичу, что дождусь его из душа.

Что можно так долго намывать? Енот полоскун этот господин Волков, не иначе.

— Ника, — сладкий голос звучит где-то над ухом, и я улыбаюсь в полусне. — Моя маленькая девочка.

Меня накрывает приятной волной. Мне снится золотой песок, тихий шорох солёного океана и сладкие поцелуи Степана Ефимовича куда-то в уголки моих губ. Яркий закат полыхает над водой, золотисто-красные полосы расстилаются по небу, облака подсвечены розовым светом и похожи на кусочки тающей сладкой ваты. А прикосновения мужчины по моей горячей коже отзываются в глубине души коктейлем счастья с разбитым стеклом. И чем ближе тело Волкова к моему, тем темнее становится небо над океаном, тем больнее моей душе.

.

— Вероника, проспишь, и все олени обожрутся без нас, — требовательный голос заставляет меня вынырнуть из царства сна и распахнуть глаза.

Степан Ефимович лежит рядом, его размашистая ладонь по-хозяйски расположилась на моей талии, подушечки пальцев щекотно ласкают кожу. Было бы здорово, если бы он знал о моей беременности, и так же нежно гладил живот. Возможно даже разговаривал бы с крошкой-малышом.

— Сколько время? — я выкарабкиваюсь из его объятий и неохотно сажусь на кровати.

Эх, мечты…

— Пора собираться, если хотим погладить оленей, — снова посмеивается, наблюдая за мной горящими глазами. — Ты такая красивая с утра пораньше.

Встаю и подхожу к зеркалу. На лице остались вмятины от подушки, глаза сонные, волосы взъерошены, будто меня кто-то за них всю ночь таскал. Ещё и прыщик вскочил на носу.

Да, очень красивая.

— Я буду готова минут через двадцать, — бормочу я и скрываюсь в ванной.

После недолгих сборов, мы выходим на улицу. Мороз сегодня ещё крепче, чем вчера. Деревья припорошило снегом, и теперь они похожи на сказочных персонажей. Ветки елей побелели и блестят на восходящем солнце разноцветными красками.

Держась за руки, мы идём к загонам с оленями. Я вновь отмечаю, что у Степана Ефимовича настолько тёплая ладонь, что я не могу от неё оторваться. Приклеилась. Навсегда.

Завидев издалека зверушек, моё сердце начинает по-детски трепетать. Я улыбаюсь и ускоряю шаг.

— Ника, оленей распугаешь, — Степан Ефимович с нежностью сжимает мою ладонь.

— Они такие милые! — перевожу взгляд на мужчину. — И вообще, олени скорее испугаются тебя, господин Волков. Фамилия, знаешь ли, у тебя вовсе не дружелюбная.

— Скоро и ты будешь Волковой, — лучистый добрый блеск в глазах.

— Да, фиктивно, — не упускаю возможности напомнить.

Мужчина хитро сужает глаза, смотрит на меня с лукавым прищуром.

— Что-то в тебе поменялось, — стреляет словами. — Не пойму только, что именно. Но ты какая-то другая.

"Да, поменялось. Я беременна!" — выпаливает внутренний голос, и я, не издав ни звука, испуганно закрываю открывшийся рот.

Нельзя, нельзя проболтаться. Тем более вот так глупо!