Канарейка для миллионера
Шрифт:
Поднимаюсь по лестнице, открываю запертую дверь своим ключом. Вхожу тихо, почти бесшумно. Только шуршащий пакет с угощениями меня выдаёт.
— Мама? — зову, а в ответ тишина.
Прохожу на кухню и разбираю пакет. Возможно, мама и дядя Петя ушли на прогулку. Выходной, погода сегодня хорошая. Солнечно, и температура за окном не сильно минусовая. Самое приятное время, чтобы подышать свежим воздухом и насладиться красотой зимней природы.
Вчера ещё снег выпал. Деревья опять запорошило, красиво как в сказке.
До слуха доносится мычание. Я замираю, прислушиваясь. Тишина.
Оставляю
Запах алкоголя и табачного дыма бьёт в нос.
— Мама! — верещу, словно разъярённый зверь.
Лежит на кровати в обуви. Рядом валяется куртка и бутылка, а в углу таких же бутылок целый склад. В пепельнице множество окурков, видимо, копились тут ни один день. Мебель покрыта слоем пыли чуть ли не в два сантиметра.
Женщина меня не слышит. Спит, как убитая. В пьяном угаре.
Толкаю её в плечо. Не просыпается. Проверяю пульс — жива.
Интересно, а где дядю Петю носит?
Возвращаюсь на кухню и падаю на табуретку. Ставлю локти на стол и зарываюсь пальцами в волосах.
История повторяется.
Ничего не может сдержать маму от пьянства. Как только бабушке Ане это удавалось?
Лицо обжигает слезами. От бессилия и усталости хочется волком выть.
Я обещала бабуле, что смогу позаботиться о маме, что вылечу её, что всё у нас будет хорошо. В итоге у меня своя жизнь.
Наверно, я не приезжала слишком долго. Позвонить мама не может, телефона нет. Покупать ей мобильник бессмысленно — пропьёт.
В ярости стучу кулаками по столу. Из груди вырывается хриплый крик.
Я виновата.
Я была занята и не нашла время приехать, а должна была. Контролировать маму — моя обязанность. Моя клятва перед бабушкой Аней.
Шаркаю по полу ногами, бросаю взгляд на часы. Я здесь уже семь часов, а родительница всё ещё спит. Дядя Петя так и не объявился.
Я наивно поверила, что мама изменилась после совместно встреченного нового года.
Как встретишь, так и проведёшь? Чушь собачья!
Мама снова сорвалась в эту адскую пропасть алкогольного беспамятства. Самое ужасное, что я даже предположить не могу, сколько дней она уже заливает. Судя по горе бутылок в углу — долго. И это выворачивает мою душу мясом наружу.
Спустя ещё два часа мать, наконец, открывает глаза. Со стоном поднимается на постели, растерянно смотрит по сторонам, залипает в окно. На улице уже стемнело, в спальне выключен свет. Пространство освещает яркий уличный фонарь.
— Мама, — тихо зову её, и женщина медленно поворачивает лицо на звук.
Опухшая.
Растрёпанная.
Моя родная.
Подхожу к ней и обнимаю крепко, сплетаю руки вокруг её шеи и реву. Глаза режет от резкого запаха.
— Мама, сейчас мы идём в душ, одеваемся. И ты едешь со мной. Хорошо? — шепчу я, захлёбываясь собственными словами.
— Вероника, это ты? — хрипит женщина.
— Я, — отстраняюсь и помогаю встать с постели.
Как с маленьким ребёнком. Раздеваю её догола, сажаю в ванную, включаю тёплую воду и поливаю из душа. Намыливаю дрожащими руками.
Я должна сдать её в наркологическую клинику. Обязана!
Это
не может больше продолжаться.Если заберу её с собой… К Волкову…
Во-первых, неудобно. Я уже пригласила Людку пожить со мной не спросив разрешения Волкова. Во-вторых, там мама сможет достать алкоголь. У Степана Ефимовича в гостиной бар в открытом доступе, и я не смогу уследить, чтобы мама туда не проникла. В-третьих, алкоголизм — это зависимость. Я уже видела, до какого состояния доводит ломка. В больнице ей помогут.
Одеваю маму в чистую одежду, собираю её документы. Вывожу на улицу. Она всё ещё в мало адекватном состоянии.
Охрана помогает мне усадить женщину в машину. Лишних вопросов не задают.
С кровоточащим сердцем я сдаю собственную мать в наркологическую частную клинику, отвалив за трёх недельное лечение большую часть накопленных денег.
На самом деле, денег не жалко. Только бы лечение помогло.
_52_
Суббота выдалась слишком тяжёлой, и я ужасно устала. Люда на работе во вторую смену, так что вечер провожу за ужином вместе с персоналом, слушаю их весёлые истории, стараюсь отвлечься хоть на что-то, но мысленно вновь и вновь возвращаюсь к маме. Как она теперь там, в клинике?
Я должна была морально готовиться к тому, что это вновь произойдёт, но мой извечный оптимизм и вера в лучшее сжирали все плохие мысли. Я наивно полагала, что любовь может вылечить любую болезнь. Любовь в любом случае должна побеждать. И даже запои моей матери прекратятся, ведь у неё с дядей Петей всё казалось серьёзно, их жизнь начала налаживаться.
Нужно бы найти этого дядю Петю. Заглянуть в его глаза с упрёком и отобрать ключи от квартиры. Он же запер маму, оставив одну на неизвестное мне колличество времени.
Я готова придушить его.
После ужина принимаю душ, глажу свой плоский животик.
" Эй, крошка-малыш, как ты там? У мамы был нервный день. Опять. Прости меня, малыш, я обещаю, что больше не буду нервничать. Скоро ты подрастёшь, начнёшь толкаться. У меня вырастит животик, и ты в нём будешь, как в домике. Под моим сердцем. Под моей защитой."
Воскресное утро началось с того, что я не обнаружила в доме Людку. Подруга должна была вернуться после вечерней смены домой, но этого не произошло. На звонки она не отвечает.
И я снова нервничаю.
Никто меня не бережёт.
Волков никаких попыток построить серьёзные отношения не предпринимает. А завтра, между прочим, свадьба у его бывшей жены. Эвелина выйдет замуж, и наш с Волковым договор можно будет смело аннулировать. Мы проиграли.
Мама со своим запоем.
Теперь ещё и Людка пропала.
— Вероника, — пересекаюсь со Степаном Ефимовичем в коридоре.
— Добрый день, — отзываюсь тихо, опустив глаза.
Не хочу на него смотреть. Эту неделю я была крайне осторожной, держала в руках и себя, и Волкова, чтобы не пудрил мне мозги своими фразами о светлом и искреннем. И будет неприятно сейчас дать слабину и позволить мужчине лишнего. Хотя, я очень этого хочу. Эта жажда по его объятиям, по его губам, по игровому блеску в его глазах душит меня.