Каникулы на Эленмаре

— Мы собрались здесь, чтобы провести обряд единения… — за зеркальной стеной тем временем раздался торжественный голос. У самого круга стояли три фигуры. Одна фигура была явно выше и массивнее двух других. Значит перед треугольником сейчас стояли энфина рода, женщина связывающая обрядом и потенциальная жертва. Муж кривился, но глаз не отводил, хотя в бирюзовой глубине гневно вспыхивали золотые молнии.

— Глупцы! — зло выдохнула хранительница подземелья. — Вы сами ко мне пришли! Добровольно! И поэтому мы с вами сейчас поиграем!

Она нажала на какой-то значок и вся панель осветилась красным. Я тихо охнула, а Дарин чуть сжал мою руку. Его поддержка успокоила и придала сил. Мы планировали досмотреть этот спектакль до конца, ведь эта постановка одна из многих, а впереди ждала решающая, главная.

Из укрытия хорошо просматривался экран. Там, в Храме энфина неизвестного рода читала нечто напоминающее молитву. Читала быстро, на древнем диалекте апаньяр. Подобного мне слышать не приходилось. О значении многих слов догадывалась. Выходило, что женщина желает счастья молодой паре, поздравляет с тем, что они нашли друг друга и обрели. Стоп! Кто кого обрел? Нет, слова молитвы по смыслу верные, правильные, о любви и гармонии, а по факту, что получается? Надувательство! Да еще эта подозрительная Саяна с режиссерским пультам в руках настораживает. Ох не последняя роль у этого второстепенного, казалось бы, персонажа. Чует мое сердечко!

К молодоженам подошли родственники и стянули с их голов капюшоны. Потом осторожно сняли с них маски. Мужчина и женщина, которых предположительно сама судьба привела в Храм, посмотрели друг на друга. Она, вздернув подбородок, несколько высокомерно, а он, тяжело вздохнув, смиренно. Да, вот это любовь! Вот это я понимаю! Понимаю, почему у них мужчины добровольно себя хоронят в подземельях, превращаясь в чудовищ.

Снова заговорила энфина рода. Теперь ее слова были просты и понятны. Видимо, вторую молитву сочинили гораздо позже первой прочитанной. А затем… Затем новобрачный опустился на колени перед своей супругой, низко наклонив голову. Так раб склоняется перед своей госпожой. Стало противно. Очень. Я отвернулась, уткнувшись мужу в грудь. Дарин молча гладил меня по волосам, но чуть подрагивающие руки выдавали его гнев и напряжение.

Рядом Хунька со свистом втянула в себя воздух. Подруга так плотно сжала зубы, что они едва не заскрипели. Увиденный обряд никого из нас не оставил равнодушным. Казалось бы, что может быть прекраснее единения двух судеб? Но данное единение было чудовищным и по смыслу, и по факту. Определенно, главные чудовища этой планеты не в подземелье проклятых обитают. Они чинно заседают в Совете и управляют родами, являясь по сути рабовладелицами, а главное — учат этому своих дочерей. Возможно не все такие, но ведь большинство. Даже фаэра Яванна, милая, добрая женщина, но и в ней чувствуется тлетворное влияние изживающих себя обычаев и вредоносных традиций.

— Ну давай же! — привлек наше внимание недовольный голос Саяны. — Всегда одно и то же. Целуй его! Стоит она, раздумывает. Брать надо, пока не опомнился!

Плита под ее пальцами теперь сияла золотым светом. Смотрелось завораживающе прекрасно. Похоже то, что мы видели — это еще не весь обряд. Я фактически заставила себя вновь поднять глаза на экран. За зеркальной стеной невеста хищно улыбнулась жениху и склонилась над ним, по прежнему стоящим на коленях у ее ног, чтобы поцеловать. А вот дальше… Дальше Дарин прижимал нас с Хунькой в себе, при этом зажимая нам рты. Не сделай он этого, мы заорали бы на два голоса, привлекая к себе внимание.

В Храме треугольник вспыхнул тем же волшебным золотым светом. Невеста вздрогнула и отстранилась от жениха. А вот мужчина, он кричал, кричал, как раненый зверь, хватаясь за свою шею. Но крик был парный. Ему вторила Саяна, накрывшая ладонью денкоро, прочно вставленный в древнюю панель. Через ключ в женщину проникало то самое золотистое сияние, причиняя ей дикую боль. Как же она кричала! Пронзительно, отчаянно, то завывая, то снова переходя на ультразвук. И если в этой странной комнате мы слышали каждый звук, раздававшийся в Храме, то вопли хранительницы подземелий не слышал никто из находящихся за экраном.

Наконец, Саяна выпустила из рук амулет и что-то нажала на пульте. Сияние медленно погасло и женщина устало откинулась на спинку диванчика. За время ее агонии прическа растрепалась и теперь светлые волосы полностью скрывали ее лицо. А за стеной молодой муж, тяжело дыша, еще ниже свесил голову себе на грудь. Его теперь уже жена подошла к мужчине, небрежно за подбородок приподняла голову и осмотрела шею. Видимо, она осталась довольна результатом. Эленмарка, прошедшая обряд, похлопала по щеке супруга и, более не обращая на него внимания, направилась к выходу.

— Вот гадина… — попыталась зашипеть Хунька, но, утративший на мгновение бдительность, Дарин снова закрыл ей ладонью рот.

Гости и случайные очевидцы позорного обряда, который на Эленмаре считался нормой и никого не удивлял, последовали примеру невесты, тоже покинув Храм. Коленопреклоненный эленмарец остался один. Он поднял голову, и с ненавистью посмотрел на треугольник. В глазах мужчины застыли тоска и обреченность, а по щекам бежали слезы. Тяжело поднявшись на ноги, отныне связанный медленно побрел к выходу.

Было ли мне его жаль? Определенно. Но выбор есть всегда, а надежда умирает последней. Я подняла взгляд на мужа. Дарин никогда бы так не поступил. Родные бирюзовые с золотыми искрами глаза смотрели с нежностью.

Идиллию разрушило кряхтение, донесшееся с диванчика. Опираясь двумя руками о спинку, женщина поднялась и пошатываясь направилась в нашу сторону. Ее действия заставили нас затаить дыхание. Мы буквально боялись пошевелиться и застыли, как мраморные изваяния. Но тревога оказалась ложной. Саяна прошла мимо, направляясь к противоположной от входа стене. Там, между двумя вазонами с пышными кустами, притаилась скрытая панель. Совсем рядом стена с легким шипением отъехала в сторону, являя взору большую спальню.

Посреди открывшегося помещения стояла огромная кровать, накрытая розовым, атласным покрывалом. С потолка спускался овальный держатель для балдахина, который тоже был розовым, но несколько другого оттенка. Кругом лежали пушистые ковры, коврики, шкурки, половички в цветовой гамме от белого до насыщенно-алого. Вообще, веселенький вид спаленки никак не вязался с этим жутким местом. И все же здесь господствовало изобилие пушистых, мягких пуфов, кресел, подушечек, думочек и всевозможных зеркал в позолоченных рамах.

— Бездна! Проклятая бездна! — выругалась Саяна. Она добрела до первого пуфа и тяжело на него опустилась, как раз напротив огромного зеркала. — Ну почему это всегда так больно! Так неимоверно, мучительно больно! А эффекта хватает на пару лет! Пара лет и такая дикая боль!

Женщина взвизгнула и, стянув с ноги туфель, с силой запустила им куда-то в сторону кровати. За первым последовал второй. А потом она откинула назад, закрывавшие лицо волосы, и взглянула в зеркало. Нам тоже было хорошо видно ее отражение. Хранительница подземелий изменилась. Исчезла седина, морщины, распрямились плечи. Талия стала тонкая, а грудь и бедра подтянутыми. Из зеркала на мир смотрела юная девушка. Такая вполне бы сошла за нашу с Хунькой ровесницу. Голос. Голос у Саяны тоже поменялся. Он стал звонким, словно колокольчик на ветру.