Капкан
Шрифт:
Щемит в груди, чувствую дикий дискомфорт, хотя его улыбка теплом проходится по мне. Хочу убрать фото на место, но замечаю на задней его стороне ещё одну надпись, сделанную все тем же детским почерком:
«Меньше хмурься, тебе идет улыбка, Роли!» — и все обведено в сердечки, подтверждая, что писала девочка.
«Роли» — как трогательно и нежно. Невольно на губах появляется улыбка, хоть разум и погружается в дымку смятения.
Слышу звонок на телефон, принимаю вызов, не обращая внимание на имя звонившего. И без того знаю.
— Положи книгу на место, — раздраженно проговаривает мужчина.
Его
— Подобное стоит хранить подальше от посторонних глаз, — отвечаю спокойно.
Вложив фото обратно, закрываю книгу и кладу на место, чувствуя себя неловко.
— Жаль, что ты так и не прочёл её, — хмыкнув, беру две выбранные книги и поднимаю взгляд на камеру.
— Кто сказал, что не прочёл?
— Не могут люди, читая сказки, оставаться такими черствыми.
— А ты читала её?
— Читала!
— А разве могут девушки, читая подобные сказки, становиться такими редкостными стервами?
Ухмыльнувшись, прохожу к входной двери, не отрывая взгляда от камеры, прикладываю ладонь к губам, целую её и, вместо воздушного поцелуя, сгибаю все пальцы в кулак, оставив лишь средний.
— Ты ведь знаешь, что с тобой будет за этот палец, — произносит будоража.
— С нетерпением жду, — прикусив нижнюю губу, подмигиваю и скидываю вызов.
Забрав все принадлежности, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз, на свежий воздух. Когда наш диалог выветривается из головы, ему на замену вновь приходят сказка и фотография. Стараюсь выдохнуть рой непонятных мне мыслей, что сдавливает виски. Я испытываю странные эмоции. Не ревность, не обиду и даже не удивление — простое смятение и ощущение, будто я чего-то лишена. Словно кто-то украл нечто важное у меня, лишив возможности здраво мыслить.
Весь оставшийся день я продолжаю думать об этом. И дело тут не в Роланде, отнюдь нет, дело именно в этих предметах, которые непонятно каким образом, но сумели всколыхнуть внутри меня бурю.
Заканчиваем мы работу только глубокой ночью. Уставшие, сонные и голодные, прощаемся со всем персоналом и выходим на улицу.
— Где папа? — спрашиваю у мамы, когда оказываемся за воротами, и я не нахожу его машины.
— Он уехал по делам. Мы на такси доедем, — идёт к желтому Хендай.
— Какие могут быть дела в три часа ночи?!
— У твоего отца важная встреча, — спокойно отвечает женщина и садится в авто.
Хочу возмутиться и вразумить, что в такое время суток деловые встречи не назначаются, но потом вспоминаю, что это мама, и свои подозрения я должна держать при себе, дабы никого не тревожить.
— В последний месяц, он постоянно вот так уезжает и возвращается только на следующий день, — недовольно шепчет мне на ухо Эмми, и мы обе садимся следом за мамой.
Сжав челюсть и заскрипев зубами, стараюсь быстро успокоиться, чтобы не высказать лишнего, а потом перевожу взгляд на сестру.
— Я обязательно с ним поговорю, — шепчу ей в ответ.
— Надеюсь, он не способен обидеть маму и у него все хорошо! — съёжившись, кладёт голову мне на колени и закрывает глаза.
А как я на это надеюсь! Не хочу верить в то, что он может оказаться человеком, способным разочаровать меня. Знаю — если подозрения окажутся правдой, я не смогу ни простить отца, ни
общаться с ним.— Останься сегодня у нас, — обращается мама, когда мы подъезжаем к их подъезду, — Хотя бы раз.
— Хорошо, — соглашаюсь, не задумываясь, чувствуя, что ей это необходимо.
Оказавшись дома, Эмми сразу уходит спать, а мы с мамой решаем выпить по чашке чая на балконе, за окнами которого открывается отличный вид на ночной город.
— Ты так изменилась, — отмечает с грустью, разглядывая мое лицо.
— Это плохо или хорошо? — спрашиваю, хотя знаю ответ на свой вопрос.
— Поговорим откровенно?
— Все зависит от того, на какую тему ты хочешь поговорить.
— О тебе. Я хочу знать, чем дышит моя дочь, — говорит, будто оправдывается.
— Я могу откровенно сказать только одно: ты знаешь все, что должна знать.
— По-твоему я не должна знать, с кем ты ездишь отдыхать, с кем встречаешься, где работаешь, в конце то концов? Ты скрываешь от нас абсолютно все.
— Отдыхать езжу с друзьями, в серьёзных отношениях не состою, полгода назад уволилась с салона и теперь работаю в крупной компании пиар-менеджером, — даю сухой и отчасти правдивый отчёт по заданным вопросам.
— Я жду от тебя другого ответа, ты ведь понимаешь?
— Я все понимаю, но мне нечего сказать.
— Плохо или хорошо, что ты изменилась? — дублирует мои слова. — Плохо, Медея! Ты стала другим человеком! Я смотрю сейчас на знакомое лицо, но не узнаю в нем свою дочь. Что с тобой стало, неужели этот мужчина стоил того, чтобы так загубить свою жизнь?
— Причём здесь он? — еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться на крик; этот разговор начинает действовать на нервы. — Я живу, работаю, отдыхаю, всегда вам время уделяю, что не так то?
— Ты не та. Я думала, придёшь в себя, встанешь на ноги, влюбишься снова и вернёшься к нам прежней девушкой, но ты становишься все хуже, — с досадой произносит последние слова.
Скажи мне об этом кто-нибудь со стороны, никогда бы не обратила внимание, но из уст матери слышать подобное, даже если это правда, — чертовски неприятно.
— Лично по отношению к вам, как я изменилась?
— Да, ты нам несомненно очень помогаешь финансово. Но знаешь, лучше бы я работала в три раза больше и возвращалась домой, где меня встречала ты со своими блеском в глазах, нежели видела тебя несколько раз в месяц с отрешенным взглядом. Поверь, деньги никогда не сумеют заменить нам твоего счастья.
— А что если мое счастье напрямую зависит от денег? — складываю руки на столе, склоняясь вперёд. — Может именно это и делает меня счастливой, ты не думала? Мне хорошо, когда я помогаю вам, дарю подарки и позволяю мечтам Эмми сбыться.
— Но ты все так же несчастна.
— Уверена, скоро будет иначе, — натянуто улыбаюсь и отвожу взгляд.
— Это из-за него? Ты до сих пор думаешь о нем? — впервые задается таким вопросом вслух.
— Порой, — отвечаю честно, — Но это уже не имеет никакого смысла.
Встаю с места и подхожу к ней.
— Все у меня хорошо, может стала замкнутой, но это неважно. Я люблю вас, и вы единственные, кто имеет значение в моей жизни. Надеюсь, я больше не услышу от тебя слов, которые меня ранят. Спокойной ночи, — поцеловав в щеку, обнимаю за плечи, а после скрываюсь за дверью.