Капкан

Спорить и доказывать обратное людям, которые убеждены, что Роланд — зло, бессмысленно, поэтому даже не пытаюсь переубедить сестру. Для себя я сделала определенные выводы и этого хватит.

— Нужно ведь уметь прощать, — с грустью произносит Эмми.

— Нужно кому? И кто умеет искренне это делать? — всегда начинаю свирепеть, когда слышу подобные изречения.

Искренне считаю святыми тех, кто умеет по-настоящему прощать. Тех, кто не держит обид, не желает зла и не радуется неудачам обидевшего. Тех, кто умеет отпускать человека и вспоминать его добрым словом. Я таких людей ещё не встречала и не питаю надежд, что когда-нибудь встречу или стану одной из них.

— Нужно для самого человека. Может, Роланд такой грубый и глубоко несчастный человек, потому что до сих пор держит обиду на маму, — задумывается. — И ты…

— Что я? — с удивлением смотрю на неё.

— Нет, ничего, — вдруг начинает виновато качать головой.

— Продолжай, Эмми. Ты меня тоже считаешь грубым и глубоко несчастным человеком, потому что я не умею прощать предателей?

— Только несчастной, — исключает из меня грубость. — И не только предателей, но и себя.

В комнату заходит тетя, прервав разговор, заходящий слишком глубоко. Она зовёт нас в зал, сообщив, что принесла с собой альбомы с их детскими фотографиями. Радуюсь данной новости, ведь все наши альбомы затерялись при переезде, когда мне было около девяти лет. Я никогда не видела своих детских фотографий и, кстати, фотографий родителей, бабушек и дедушек тоже не видела.

Мы входим в гостиную, где на полу уже были разложены с десяток альбомов. Я присоединяюсь к просмотру одного из них и внимательно изучаю каждого знакомого/незнакомого родственника.

— А кто это? Так похожа на Эмми, — интересуюсь у Светы, которая сидит рядом.

— Это бабушка Елена, — улыбаясь и не задумываясь над ответом, произносит она.

— Ваша с папой мама? — в недоумении поднимаю взгляд на папу, который подбирается на месте.

— А ты других бабушек знаешь? — весело продолжает Иветта.

Снова смотрю на фотографию, где изображена бабушка, на которую, по словам родителей, я была похожа.

— А здесь они с Лизой, — показывает на фотографию, где изображена моя бабушка с маминой стороны. — Подружки, — смеётся, — Ещё не догадывались, что их дети однажды поженятся.

— Иветта, — голос папы отрывает ее от рассказа, и она поднимает взгляд на него, пока я продолжаю пристально разглядывать фотографии бабушек, в поисках общих черт лица.

Ни в одной из бабушек не вижу никакого сходства с собой. От этого возникает один вопрос — почему все это время меня старались убедить в обратном?

— Видимо, вы тоже давно не видели своих мам, — саркастично обращаюсь к родителям, протягивая им фотографию. — Видите схожесть там, где ее в помине нет.

Чувствую, как градус в комнате поднимается, а состояние родителей ухудшается.

Очень давно, в классе девятом, я обратила внимание, что совсем не похожа ни на родителей, ни на теть, ни на дядь. Ну совсем другая. Тогда родители сказали, что я точная копия папиной мамы, но, к сожалению, все фотографии потерялись при переезде, и у них нет возможности показать мне, чьей копией я являюсь. Я поверила и отбросила мысль, что меня могли удочерить, хотя думала об этом долгое время. Сейчас, спустя одиннадцать лет, эта мысль вернулась, и мне стало не по себе.

— Мне пора, — откладываю альбом и встаю с места.

— Ты куда? — следом вскакивает мама.

— Ещё нужно много дел сделать, выеду пораньше, чтоб в пробки не попасть, — натягиваю улыбку, не желая своими подозрениями портить настроения другим.

Прощаюсь со всеми и выхожу в коридор, мама идёт со мной, чтобы провести.

— Никаких ведь дел нет? — спрашивает напрямую.

— Мам, давай договоримся, вы не задаёте вопросы мне — я не задаю их вам.

Понимаю, что пару фотографий ничего не доказывают, понимаю, что возможно накручиваю себя, но что-то внутри гложет. Будто ураган прошёлся в беспорядке мыслей. Не дав ответить, прощаюсь с ней и выхожу из квартиры.

Не желая оставаться один на один с собственными мыслями, пару ночей подряд провожу в клубе у Демида, где могу спокойно потанцевать и бездумно проводить время. Надеюсь, что этот своеобразный отдых пойдёт на пользу, и я отброшу все подозрения в сторону — не стану копаться в прошлом, не найду лжи, способной перевернуть сознание. Надеюсь, что заведу новые знакомства с интересными мужчинами, и они сумеют остудить огонь в груди, что горит историей Роланда. Каждый раз, наступая с ним на одни и те же грабли, обещаю в дальнейшем быть осторожней, но потом вновь самовольно ступаю на них. Складывается ощущение, что ничто не способно разочаровать меня в нем. Мне, более чем, понятен каждый его поступок, и я восхищаюсь им. Восхищаюсь силой духа и хладным разумом. Да и что может быть прекрасней мужчины с тяжелым и болезненным прошлым?

Вечер проходит отлично. Никто не лезет в душу и не пытается узнать больше, чем я позволяю узнать. А танцы, алкоголь и новые знакомства делают своё дело и затмевают разум, растворяя меня в дымке тумана. Вальяжно сидя на диване, закуриваю очередную сигарету — сбилась, какую по счету. Все кажется прежним. Таким, каким было до встречи с Роландом и братством — бездумным и, по-своему, легким. А сейчас, сейчас все стало другим, и я чувствую, что сама стала другой. Что-то внутри вновь переломилось, но теперь я не знаю, куда себя девать.

Сквозь легкий дым, замечаю стоящего неподалёку Роланда, тяжёлый взгляд которого сжирает меня без остатка. Внутри все сжимается. Слышу стук собственного сердца, будь оно проклято. Он жестом показывает, чтобы я вышла, а после разворачивается и уходит. Посмотрев на маленький остаток сигареты между пальцев, вспоминаю наш разговор в машине, касаемо моего курения, тушу его и закуриваю новую, чтобы разозлить его. Давно я не испытывала острых ощущений.

Выхожу из клуба и не успеваю среагировать, как со стороны меня хватает Роланд и ведёт на парковку, сжимая, что есть сил мою руку. Хочу сказать, что больно, но пытаюсь убедить и его, и себя, что сильнее.

Мы проходим на парковку, и только там он отпускает меня, отшвырнув к двери своей машины.

— Что я тебе говорил насчёт этого? — глазами указывает на сигарету, за которую я ухватилась мертвой хваткой.

— Ты ведь знаешь, что мне плевать. Я буду продолжать делать то, что делала, — отвечаю уверенно, наслаждаясь его злостью.

Сжимая челюсть, подходит вплотную и впивается одной рукой мне в шею, притягивая мое лицо к себе, а второй отбирает сигарету. Смотрит в глаза, пронзая кинжалами, а я не могу оторваться, в ожидании его слов и действий. Учащается дыхание, пока он с мучительной медленностью тянется к уху, заставляя все тело неметь в его руках.

— Ну, а ты знаешь, что я всегда держу слово, — шепчет на ухо.

Его шёпот, вне зависимости от слов, всегда вызывает мурашки по телу и кружит голову. Но сейчас, я не успеваю насладиться дурманом. Все тело окутывается болью, как только Роланд резким движением тушит сигарету меж моих грудей. С уст вырывается стон от адской боли, и я с ужасом смотрю ему в глаза.

— В следующий раз потушу на языке, — уже не скрывая отвращение, цедит сквозь зубы и, отойдя от меня, выкидывает потушенный окурок в сторону.