Капкан

В миг, когда на крышку гроба стал сыпаться песок, и я понимала, что никогда больше не увижу её, никогда не услышу её ласкового голоса и мягкого смеха; не услышу, как она играет на скрипке; и не увижу, как станут исполняться её заветные мечты — в этот миг я мечтала о том, чтобы вся охрана, собранная на похоронах для нашей безопасности по приказу семьи Ханукаевых, вытащила свои пистолеты и, направив дуло на меня, сделала выстрел, отправив мое тело вслед за сестрой.

Внутри меня разрасталась пропасть размером в Марианскую впадину. И я не знала, как жить с этой пустотой внутри себя, без света и надежды.

Похороны проходили на высшем уровне безопасности, что казалось мне абсурдным спектаклем. Люди Рената Яновича перекрыли входы и выходы и китайской стеной окружили всех пришедших проститься с Эмми.

Когда все закончилось, и люди стали расходиться, мои глаза невольно стали искать среди толпы силуэт того, кого обещала больше никогда не искать даже в собственных воспоминаниях. Мне предательски хотелось, чтобы он был рядом, обнял, поддержал. Уверена, он бы понял меня так, как никто, ведь есть нечто большее, что связывало нас — это наша слепая, безграничная любовь к младшим сёстрам. Но его нигде не было, хотя я чувствовала его присутствие где-то рядом. Но глазами найти так и не смогла.

Раздосадованная, сломанная и потерянная, я в последний раз коснулась земли, под которой находилось больше жизни, чем во мне, и пошла в сторону машины, где меня ждали родители.

Выйдя за ограждение кладбища, я увидела перед собой Демида и, обрадовавшись его присутствию, кинулась к нему в объятия, уткнувшись носом в шею и вновь расплакавшись.

— Я бы хотел разделить с тобой твою боль, моя девочка. Но знаю, что ничто сейчас не поможет! Только время.

Какие глупости. Я больше не верю ни жизни, ни времени. Одна ломает судьбы, другое растягивает боль от сломанного.

— Ты должна улететь, Медея! — услышав эти слова, отстранилась от него, не поверив своим ушам.

— И ты туда же? Сначала твой друг, потом родители, которые твердят об этом который день, а теперь ты? Как вы не понимаете, я не хочу бежать, как крыса с тонущего корабля, — говорила, как заведенная, вытирая слезы из глаз. — Нужно найти виновного и наказать. Неужели, никто этого не понимает?

— Это передал тебе Роланд. Прочти, — протянул мне записку, проигнорировав мои вопросы.

Приняла лист бумаги, не предвещающий добра. Открыла его и с содроганием принялась читать его:

«Я передал тебе билеты и деньги через Демида, и прошу на этот раз отнестись к моей просьбе более серьёзно. Ты, твоя семья, твой отец — вы все в опасности. В поисках Арианы, я разворошил осиное гнездо, вернув прошлое в наше время. Выстрел в Эмми был предназначен для тебя. Таким образом они хотели предупредить меня, чтобы я не лез в дело семьи Эрнеста.

Сейчас они думают, что ты была просто моей любовницей, поэтому улетай, пока они не поняли, кем ты являешься на самом деле. Прошу тебя, подумай сейчас о своих родителях и не лишай их еще одного ребенка!»

С трудом дочитала этот кусок яда. Дрожащими руками протянула записку обратно Демиду, смотря на него потерянными глазами.

— Скажи, что он это просто придумал, чтобы заставить меня улететь? — голос дрожал, на глазах снова наступали слёзы. — Демид, пожалуйста, — сглатывала раз за разом нарастающий ком, мешающий говорить.

— Увы, — произнес с болью в глазах и в голосе.

— Нет, — как сумасшедшая качала головой. — Я ведь никогда нас не прощу за это, он понимает это? — сорвалась на крик.

Отошла от парня, стала глазами искать Ханукаева младшего, была уверена, что он там — не могло быть иначе. Ведь, если моя жизнь — это ад, Роланд в ней — сатана.

— Ты!!! — закричала, разрыдавшись. — Ты убил мою сестру! Лишил меня всего, будь ты проклят! — задыхалась, захлебываясь в слезах.

Ко мне подбежал Демид, следом родители. Они пытались успокоить, но было бесполезно.

— Стоила твоя Ариана жизни моей сестры? — Демид пытался взять на руки, но я упала на колени и отбивалась от него в истерике, продолжая кричать, что есть сил. — Что ты прикажешь мне делать с этой треклятой правдой? Что мне делать, бл*ть, я тебя спрашиваю? Как жить дальше с мыслью, что сестра умерла потому, что я связалась с самим дьяволом? Ты ужас, Роланд, настоящий хаос!

Я лишилась сил, голоса, слез. Когда казалось, что больнее быть не может, мне доказали обратное.

Меня с трудом привели в чувства и усадили в машину, но это не значило, что во мне потушили ярость и ненависть к этому человеку, к самой себе. Я продолжала тихо рыдать, свернувшись в клубок, проклиная себя, проклиная ту страсть, которая связала меня с Роландом, проклиная каждую проведенную с ним ночь.

Мысль, что это цепочка, сотканная из грязи и похоти, привела к смерти Эмми, сводила с ума. Ломало на части, безжалостно вырывая из меня все органы жизни.

— Доченька, — в сознание врывается голос мамы. Отбросив мысли, перевожу взгляд на неё. — Нам пора на посадку.

Молча встаю, обвожу взглядом аэропорт, и, закрыв глаза, прощаюсь с ним, с городом, с страной, с прошлой жизнью. Теперь я вступаю в бездну, не представляя, как буду существовать дальше.

Оказавшись у иллюминатора, смотрю в небо. Оно такое чистое, красивое, будто не его разрывало столько дней подряд молниями и грозами.

— Разве это справедливо? — вслух задаю самой себе вопрос. — Кто-то, как земля, долго отходит от дождливых дней, а кто-то, как небо, забывает обо всем на следующий день?

— Ты с кем, родная? — спрашивает мама.

— С собой, — перевожу взгляд на неё. — Почему кому-то приходится бросать все, бежать, сломя голову, чтобы выжить, а кто-то продолжает спокойно проживать свою жизнь, наслаждаясь любимой женщиной, которая стоила чужих жизней?

— Если ты думаешь, что ему сейчас легче, ты ошибаешься, — с сожалением отвечает мама. зшчюуг — Он потерял не меньше.

— Что он потерял, мам? — на глазах снова наступают слезы от обиды. — Ничего! Всё осталось при нем!

— Он потерял тебя, — протянув руку к моему лицу, вытирает скатившиеся слезы.

— Больно я нужна ему, — отворачиваюсь, нервно скрипя зубами, вспоминая, кто виноват во всем случившемся.

У мамы происходит заминка, она замолкает, хотя чувствую, что хочет сказать что-то ещё. Краем уха слышу, что папа поддерживает её, говоря, что пора.

— Нужна, — развернув мое лицо к себе, смотрит на меня с растерянностью, с болью, с любовью. — Нужна, потому что ты и есть Ариана.

Конец первой части.