Капкан

— Прекрати, Роланд. Не будь эгоистом!

— Это ты мне будешь говорить про эгоизм? — шипит на неё. — Кто достал отца из рук смерти, кто учил Лайлу заново улыбаться?

— Ты сам довёл их до такого состояния! Если бы не скандал что ты уст… — резко замолкает, будто осознав глупость сказанного.

— Так это я виноват? — его губы искажаются нервной усмешкой. — Это я предал отца? Это я скакал на глазах у своих детей голой на человеке, которого мы считали дядей, членом семьи? — он приближается к ней вплотную, и я вижу страх в женском лице. — Лучше исчезни, Стелла, чтобы мои глаза тебя не видели. Или, клянусь, я за себя не ручаюсь!

Женщина молчит, а потом, будто набравшись смелости, произносит:

— Сынок… — меняется в лице, заметив гнев, который вызвало ее обращение. — Твой отец дал добро на встречу с Лайлой, так какое ты имеешь право считать свое решение выше его?

— Раз ты здесь стоишь и унижаешься передо мной, значит имею все права на это! — отталкивает её и хочет уйти.

Но она хватает его за руку, вновь приковав внимание к себе. Смотрит на него глазами полными слез, но Роланд не реагирует, натянув на лицо каменную маску. Тогда, женщина встает перед ним на колени.

— Умоляю, поговори с Лайлой, — говорит срывающимся голосом. — Я хочу побыть с ней!

У меня не выдерживают нервы. Наплевав на то, что потом получу за свой поступок от Роланда, я подхожу к ним и поднимаю женщину с колен.

— Мать на колени ставить — это даже для тебя слишком! — шиплю на него.

Я понимаю его. Со всей его ненавистью и презрением — понимаю и принимаю тысячу раз. Будь я мужчиной, поступала бы именно так.

Но я женщина. И знаю, что бывают мгновения, когда ты, потеряв рассудок, совершаешь непростительные ошибки. Но расплата, даже в случае этой женщины, слишком сурова. Она мать и имеет право на шанс наладить отношения с родной дочерью.

— Ушла отсюда!

— Ты хотел уходить, так уходи сам, — меня трясёт от злости и страха.

— Я с тобой ещё поговорю! — бросает зло и, вновь посмотрев на мать с отвращением, разворачивается и уходит.

Как только он скрывается за входной дверью бара, я поддерживаю еле стоящую женщину и стараюсь обнять, чтобы успокоить от истерики, в которую она впала.

— Не действуют на него ни слезы, ни молитвы. Если вам позволяет Ренат Янович, то лучше бейтесь в закрытые двери Лайлы. Там вам быстрее откроют.

— Зачем я ему сказала эти слова? — закрывает лицо руками. — Зачем обвинила? Он ведь не виноват, — сетует на саму себя.

В её словах я вдруг вижу себя. Ведь легче всего переложить всю вину на плечи, как кажется, сильного мужчины. И только сейчас понимаю, сколько горькой ответственности мы возложили на его плечи. Может Крис права? Может нам и не снилась та война, которую проживает Роланд в своей душе?

От чего-то хочется плакать вместе со Стеллой. Но я лишь стараюсь её успокоить. И когда она перестаёт плакать и благодарить меня за поддержку, я сажаю её в такси и возвращаюсь в бар.

Не найдя Роланда в зале, иду к нему в кабинет. Стучусь, не дождавшись ответа, открываю дверь и, не увидев там никого, вхожу вовнутрь. Осмотрев помещение и весь второй этаж, которые нисколько не изменились и остались все в том же выдержанном и благородном стиле, я решаюсь на безумие. Проверив ещё раз коридор на отсутствие Роланда и его помощников, я захожу обратно в кабинет и подхожу к его рабочему столу. Судорожно начинаю искать флешку, постоянно вслушиваясь в звуки, чтобы не пропустить Ханукаевские шаги. Открываю один шкафчик за другим, перебираю документы, раскрываю все папки, в надежде, что флешка может быть спрятана в одной из них. Но все четно. Ясно, что Роланд не станет прятать нечто важное в открытом столе в открытом кабинете. И хоть я это понимаю, все равно отчаянно стараюсь найти хоть что-то, продолжая верить в свои собственные силы.

Услышав приближающиеся шаги, успеваю лишь привести в порядок документы и закрыть шкаф. Роланд входит в комнату и, увидев меня, сидящую за его столом, подозрительно прищуривается. Замечаю на его лице не остывшую злость.

— Ты что тут делаешь?

— Искала тебя, — встаю, подхожу к нему, — Хотела поговорить, — поправляю воротник его белой льняной рубашки. Вижу, как его дыхание становится ровнее, взгляд, что был полон злости секунду назад, смягчается.

— Хотел бы я удивиться, что ты подслушала разговор, но не могу. В этом вся ты — всегда суёшь свой нос, куда не просят.

— Мы в этом с тобой так похожи, не так ли? — улыбаюсь, стараясь сгладить острые углы. Мне сейчас не до конфликтов.

Оторвав мои руки от себя, отходит, садится за стол и внимательно проходиться по нему глазами, будто проверяя все ли на месте. Становится не по себе от подобного недоверия ко мне.

— Может, стоит поговорить с Лайлой? — начинаю осторожно разговор. Подхожу к нему, касаюсь лица. — Возможно, она боится обидеть тебя, поэтому не идёт на контакт с мамой?

Он замирает, глаза темнеют и, когда мне кажется, что последует очередной ураган, он меня удивляет — берет мою руку с лица, тянет к себе и сажает на колени.

— Объяснять, что это не твоё дело, смысла нет. Поэтому, постараюсь объяснить доходчиво другое — я не хочу, чтобы моя сестра имела связь с потаскухой! — произносит с таким бессердечием, что становится дурно.

С ужасом смотрю на него. Не верю, что сын может сказать вслух подобное о матери, какой бы она не была.

— Ты ведь не знаешь всей правды, — вступаюсь за женщину. — Она могла разлюбить твоего отца и любить этого мужчину. Ты не думал об этом?

— А должен? — берёт меня за подбородок.

Чувствую, что выхожу за грань и могу снова вывести его из себя, но решаю не останавливаться:

— Допустим, я вышла замуж и родила ребёнка, а потом встретила тебя и потеряла голову. И вот я голая лежу в одной постели с тобой — как это характеризует меня как мать? Я ведь предаю мужа, но не ребёнка.

— То есть, — он начинает усмехаться, вновь смотря на меня глазами охотящегося зверя, — Ты меня любишь?

Его вопрос, будто весь кислород из комнаты забирает. У меня застывают все органы чувств. Понимаю, что должна сказать что-то, съязвить, сменить тему, но не могу. Зачем? Уверена, ему не составит труда прочитать в моих глазах ответ на свой вопрос.

— Я шучу, малышка, — продолжает ехидно улыбаться, — Просто следовал твоим словам.

И не дав ничего ответить, притягивает к себе и целует в губы. Обвив шею руками, прижимаюсь к нему крепче и утопаю в нем.

Это так паршиво — любить и сходить с ума по человеку, который является сущим кошмаром, не признающий детей и семейных ценностей. Я это прекрасно понимаю головой, но внутри все тянется к нему, считая его лучшим воплощением мужчины.

Стук в дверь заставляет нас остановиться. И прежде чем успеваю встать с Роланда и привести себя в порядок, дверь в кабинет открывается, и я теряю дар речи, увидев перед собой знакомого мужчину. Как же давно я его не видела и как давно не вспоминала. Кажется, буквально каких-то шесть лет назад — он был самой большой моей любовью и мечтой, а сейчас никакие воспоминания о нем не трогают моей души. Каким же сильным клином оказался Роланд, раз с корнем выбил из меня болезнь по имени Эльдар.