Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
Шрифт:
Напомним пассаж декларации, непосредственно относящийся к нашей теме, — результат польской инициативы.
«КПСС и ПОРП придают большое значение совместному исследованию истории отношений между нашими странами, партиями и народами. В ней не может быть „белых пятен“. Вековые связи Польши и России требуют глубокой оценки. Все эпизоды, в том числе драматические, должны получить объективное и четкое истолкование с позиций марксизма-ленинизма, соответствующее нынешнему состоянию знаний. Необходимо прежде всего воздать должное тому, что укрепляло дружбу между нашими партиями и народами, и осудить то, что нанесло ей вред.
История не должна быть предметом идеологических спекуляций и поводом для разжигания националистических страстей. Ставя вопрос так, мы руководствуемся общей ответственностью за будущее, за дальнейшее развитие братских советско-польских отношений.
Ничто
Комментируя в своей речи при подписании декларации этот фрагмент, Войчех Ярузельский в первую очередь делал акцент на раскрытии правды о «белых пятнах». «Наше общее стремление, — говорил он, — состоит в том, чтобы страницы совместной истории всегда звучали открыто и искренне. Мы будем укреплять все, что нас объединяет, и преодолевать, устранять все то, что может осложнить достижение совместных целей». В речи Горбачева звучало несколько иное понимание проблемы «белых пятен» и задач ее решения, адресованных историкам. «Надо видеть всю правду, чтобы в летописи отношений двух наших стран не было места для домыслов и недомолвок, для так называемых белых пятен. История — это не только свод фактов. Это прежде всего опыт, из которого следует извлекать уроки, школа, призванная учить взаимопониманию и доверию между народами.
Именно так мы понимаем главную задачу советских и польских ученых, которые работают на историческом поприще»{12}, — так Горбачев интерпретировал историю и ее идеологическую функцию, исполнить которую предстояло создаваемой совместной Комиссии по истории отношений между двумя странами.
Что до рекомендуемого «современного уровня» знаний и идеологической традиции, призванных играть решающую роль в трактовке истории двусторонних отношений, то их содержание изначально было весьма различным, как и смысл работы самой комиссии.
По замыслу польского руководства, о котором пишет в своей книге Ярема Мачишевский, а в предисловии к ней — Войцех Ярузельский{13}, следовало наконец «вырвать правду» о фактах военных преступлений и геноцида в отношении польского народа, имевших место в годы сталинщины. Замалчиваемые и фальсифицированные, после XX съезда они все более обременяли морально и подрывали политически позиции польской правящей элиты, ее внутри- и внешнеполитический курс.
Примечательно, что на этот раз инициатива исходила от генерала Ярузельского, для которого горе польского народа, связанное с событиями 1939—1940 гг., было и глубоко личным горем, а жизненный опыт особенно сильно подталкивал к расчистке исторического наследия и восстановлению справедливости.
Генерал и близкие ему члены польского руководства были весьма последовательны в этом и постоянно подталкивали Горбачева и его окружение к конкретным действиям в этом направлении. Казалось, возникло взаимопонимание, но решение все затягивалось, откладывалось.
По прошествии двух лет настала очередь практической реализации этого намерения. Была создана и 19—20 мая 1987 г. провела в Москве свое первое пленарное заседание двусторонняя комиссия ученых СССР и ПНР по истории отношения между двумя странами.
Польская сторона представила свои пожелания в памятке от 6 мая 1987 г., перечислив требующие рассмотрения события, которые замалчивались, излагались неполно или тенденциозно. Это были война 1920 г., роспуск коммунистической партии Польши, секретный протокол к советско-германскому договору 23 августа 1939 г., советская кампания 17 сентября 1939 г. и последовавшая депортация поляков с территории Западной Украины и Западной Белоруссии, Катынское дело, Варшавское восстание и др.
Советское партийное руководство — Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлев и В.А. Медведев — в этой связи было озабочено подготовкой серии организационно-пропагандистских мер, ожидая от советских членов комиссии разработки и внесения в ЦК КПСС конкретных рекомендаций по всему комплексу сложных проблем. Формулируя общие установки, Политбюро в решении от 23 апреля предусмотрело мероприятия по идеологическому укреплению дружбы и сотрудничества, начиная с передачи архивных материалов по истории польского рабочего движения и кончая увековечением памяти видных деятелей. Что касается трудных вопросов двусторонних отношений, то было рекомендовано подготовить соображения о целесообразности публикации секретных советско-германских
договоренностей, касавшихся Польши.В первой половине мая при рассмотрении на секретариате предварительных рекомендаций и пожеланий для советской части комиссии возникли предложения в отношении издания печатной продукции, соответствующей идейно-политическим задачам совместной подготовки документальных фильмов и празднования юбилеев КПП и ПОРП.
В отношении «белых пятен» предлагалось «поддержать просьбу польских товарищей» о более полном освещении в трудах ученых СССР национально-освободительной борьбы польского народа против фашистских захватчиков, включая Варшавское восстание, а также войны 1920 г. Катынское же дело трактовалось как требующее дополнительной глубокой проработки и внесения предложений в ЦК КПСС.
В конце обширного перечня рекомендуемых пропагандистских мер нашел свое место пункт о внесении предложений по ознакомлению польской общественности с мемориалом в Катыни.
Деятельность комиссии в течение трех лет, зигзаги, достижения и отнюдь не меньшие неудачи раскрыты в книге ее сопредседателя с польской стороны профессора Яремы Мачишевского весьма обстоятельно и объективно. Эта его горячая и искренняя исповедь участника и важного действующего лица полосы очередных драматических событий вокруг катынского преступления не могла не вызывать серьезных рефлексий, особенно другой стороны — участников советской части комиссии, которые получили возможность познакомиться с новыми фактами. Итоги работы комиссии подвел и советский сопредседатель — Г.Л. Смирнов{14}.
В настоящее время очевидно, что обе стороны подходили к задачам комиссии по-разному. Как сообщает Мачишевский, «важной, может быть, наиважнейшей частью подготавливаемой декларации должна была быть история», а следствием ее принятия — доступ к советским архивам, введение в оборот новых фактов, прежде всего периода 1939—1945 гг., и их соответствующая исторической действительности интерпретация{15}. Приведенный выше относящийся к этому сюжету краткий фрагмент декларации и выступления лидеров партий по поводу ее принятия достаточно ясно указывали, что стремление не оставлять детям и внукам нерешенных проблем предполагало с советской стороны применение прежде всего идеологических форм и методов снятия противоречий. В тот момент горбачевская гласность была еще в значительной степени заявлением о намерениях, а ее реальное наполнение ограничивалось призывами к «объективности», «конструктивности», «взвешенности» критики прошлого. Информационный прорыв оставался делом будущего. По истечении почти десятка лет совершенно очевидно, что менее всего советское общество, партийно-государственный аппарат готовы были пойти на то, чтобы сделать знаменем этого прорыва Катынское дело.
Комиссия историков, создаваемая для заполнения «белых пятен», изначально была сориентирована на решение неоднозначных задач, среди которых важное место занимали задачи политические, а для ее советской части — прежде всего идеологические. Именно в этом ключе рассматривались спорные и конфликтные проблемы и именно этому подчинялось извлечение на свет божий всевозможных неизвестных или малоисследованных фактов, могущих служить укреплению традиций «пролетарского сотрудничества», «боевого соратничества», «социалистического интернационализма» и т.п. Смещение пропорций в эту сторону трактовалось как явно предпочтительное, оптимально сохраняющее прежнюю тональность отношений и помогающее самортизировать, растянуть во времени давление польской стороны, обременительное для горбачевского руководства признание сталинских деформаций внешней политики, вины сталинского руководства и спецслужб СССР в геноциде польских граждан. Постановка этих проблем по-прежнему трактовалась большинством советских руководителей в традиционном духе «антисоциалистического подрыва» имиджа Советской державы как «светоча социализма и интернационализма», ее «всемирно-исторической роли» и престижа.
Для специалистов, приглашенных к участию в работе комиссии через отдел науки ЦК КПСС, обращение к ряду ключевых проблем двусторонних отношений в очищающей атмосфере гласности, появления спроса на науку и возможности избавиться от застарелых идеологем, от предубежденного взгляда на действительность, догматизированного и искаженного, представлялось в высшей степени своевременным и весьма почетным. Администраторы от исторической науки, также введенные в комиссию вне зависимости от ориентации в проблематике советско-польских отношений и истории Польши, имели меньше иллюзий и были готовы к аппаратным играм.