Казачество в 1812 году

В циркулярном предписании от 29 августа 1812 года местным властям предписывалось заботиться о том, чтобы «пленным нигде ни от кого притеснения оказываемо не было, но чтобы и они вели себя скромно и послушно, за чем иметь наблюдение, внушая им, что за дерзкое поведение одного отвечают все они».

При отправке военнопленных в места назначения на 12 человек выделялась одна обывательская подвода, для тяжелобольных – одна на двоих. На двух офицеров полагалась одна пароконная телега. Нижним чинам полагался солдатский паек и 5 копеек, генералы получали 3 рубля порционных денег на семь дней. Позднее денежные выплаты (порционные деньги) были несколько увеличены.

Военнопленным в местах поселения разрешалось заниматься ремеслом и прочими работами. Пленные поляки отправлялись на Кавказ, в Грузию и на Сибирскую укрепленную линию для укомплектования войск, стоявших там. Часть из них осталась в сибирских казаках. Были предприняты попытки формирования из испанских, португальских, немецких, французских, итальянских и голландских военнопленных национальных легионов, которые участвовали бы в войне против наполеоновской Франции. 17 офицеров и 2221 рядовой добровольно приняли российское подданство. Последние военнопленные Великой армии покинули Россию летом 1814 года.

Великая армия в 1812 году пленных взяла примерно в три раза меньше, чем сама потеряла. Число казаков было среди них невелико. В это число вошли оставленные русские раненые и больные, которых отступающие Западные армии не могли взять с собой, и они оставлялись на попечение неприятеля. Точно так же поступало и наполеоновское командование. Так, в Москве было оставлено около 10 тысяч человек, в Можайске (увезенных с Бородинского поля) – 7 тысяч, в Смоленске – до 4 тысяч человек. Большинство из них погибло в плену от голода и почти полного медицинского обслуживания, а в Москве погибли во время пожара.

Отступая, император Наполеон приказал русских военнопленных уводить с собой. Нескольким сотням из них удалось бежать, несколько тысяч были освобождены армейскими летучими отрядами и местными партизанами.

Конвоирование русских пленных было поручено войскам 8-го (Вестфальского) корпуса, полякам и баденцам. Всех отставших приказывалось расстреливать. Питанием в пути служило мясо павших лошадей. Гибель от голода, холода и болезней была массовой. Почти все военнопленные, выведенные из Москвы в четырех колоннах (3–4 тысячи), до реки Березины не дошли. Они или гибли в дороге, или были расстреляны 18 октября баденцами у города Гжатска Смоленской губернии.

…Следует заметить, что на Смоленщине преследование Великой армии шло в условиях горевшей здесь «малой войны» против чужеземцев. Причина народного партизанства видится самой веской для сознания смолян. Сожжение первопрестольной Москвы в 1812 году повторило ситуацию с сожжением Москвы поляками двести лет назад в Смутное время, когда также стоял вопрос о том: быть или не быть для Русской земли национальной трагедии. Историк-белоэмигрант А. А. Керсновский в «Истории русской армии» отмечал:

«Пожар Москвы светил на всю Россию, его уголья пламенели в каждой русской груди – под золотым шитьем мундира и под худой сермягой. И вся Россия взялась за мушкеты и самопалы, сабли и топоры, вилы и дубины!..

Этот период войны навеки связан с именами Платова, Растопчина, Дениса Давыдова, Сеславина, Фигнера, Дорохова, многих десятков и сотен других менее заметных, но столь же преданных вождей всенародного движения… Железной хваткой держали они заносчивого врага, не давали ему ни минуты отдыха, рвали его на куски. Вечная им слава!..

Партизанское движение, все разраставшееся, обращало фуражировки (неприятеля) в кровопролитные бои и затрудняло сколько-нибудь сносное довольствие (французских) войск. Почти всю кавалерию (Наполеону) пришлось спешить…»

К сказанному выше можно добавить, что основу армейских партизанских отрядов с первого дня начала их действий во вражеском тылу и на коммуникациях наполеоновской Великой армии составляли казаки. Они сотнями от многих полков «отсылались» в отряды армейских партизан, действуя в их рядах до самого окончания Отечественной войны 1812 года. Потом напишут, что партизанство стало «призванием казаков» на всякой войне, будь то на своей или чужой территории.

О том, как платовские казаки и армейские партизанские отряды громили отступавшую вражескую армию от Малоярославца до Смоленска, описано многими зарубежными исследователями эпохи Наполеоновских войн. Один из них, англичанин Джанет М. Хартли в книге «Александр I» так описал феномен Русского похода императора французов 1812 года:

«Великая армия покинула Москву 19 октября. Наполеон надеялся возвращаться через плодородные провинции к югу от пути его вторжения, но потери в битве при Малоярославце 24–25 октября вынудили его идти по своим же следам через места, уже опустошенные проходом русских и французских войск.

Наступление очень жестокой русской зимы и нападения партизанских групп и крестьянских банд усиливали деморализацию (отступавшей наполеоновской) армии…»

…Партизанство в «грозу 12-года» имело свои корни, людей, стоявших у его истоков. Еще по пути к Тарутино, генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов озаботился тем, чтобы прикрыть все дороги, ведущие из Москвы, в том числе и дорогу на Смоленск. Из Жилино он отправил письмо генерал-майору Ф. Ф. Винценгероде с приказанием прикрыть дороги на Клин и Тверь:

«Первым движением, на которое должно быть обращено внимание Вашего превосходительства, это занятие Вашими войсками дороги на Клин или на Тверь, оставив на Ярославской дороге один из Ваших казачьих полков под командою толкового офицера, объявив ему, что он будет отвечать за все ложные тревоги, которые могут дойти до великой княгини (Екатерины Павловны Романовой, сестры императора Александра I, находившейся в те дни в Ярославле. – А.Ш.).

Сей пост должен давать ежедневные донесения в Ярославль и поддерживать сообщение с казачьим постом, который я поставлю в Покрове по Владимирской дороге. Этот последний должен будет сноситься с тем постом, который будет в Егорьевске, откуда мною будут учреждены другие посты вплоть до расположения армии (в будущем Тарутинском лагере. – А.Ш.)».

С конца сентября главнокомандующий русской армией озаботился действиями легкой конницы (армейской и прежде всего казачьей) против французов. Об этом он сообщал в Молдавскую армию адмиралу П. В. Чичагову из своей штаб-квартиры в деревне Леташевке:

«Армия расположена ныне по Старой Калужской дороге и стоит в укрепленном лагере на правом берегу реки Нары при деревне Тарутине, а легкие отряды, от оной отделяемые, беспокоят неприятеля по дороге, из Москвы в Смоленск ведущей.

С другой стороны, 200 (ошибка) человек неприятелей вступили в город Рославль, откуда угрожают Брянску, в коем, как известно Вашему высокопревосходительству, находится артиллерийский арсенал. Для уничтожения сих неприятельских намерений предписал я начальнику Калужского ополчения генерал-лейтенанту Шепелеву послать в угрожаемое место достаточный отряд, снабдив оный артиллериею и казаками…»

Голенищев-Кутузов был в курсе всех действий платовского летучего корпуса, отдельных казачьих и армейских партизанских отрядов, а также наиболее крупных отрядов народных мстителей. Известия о том постоянно присутствуют в переписке главнокомандующего, начиная с донесений государю императору и кончая частными письмами семье и знакомым. Михаил Илларионович не скупился в них на похвальные слова. В письме калужскому гражданскому губернатору П. Н. Каверину от 11 октября сообщалось:

«Сейчас получено известие, что неприятель с частию своих сил взял направление к Боровску. Для узнания его дальнейших намерений приняты все нужные меры. Несколько казачьих полков под личным предводительством самого атамана (Платова) наблюдают все его движения и отряжены к Малоярославцу для прикрытия Новой Калужской дороги, куда переходит и вся армия…»