Казацкие байки
Шрифт:
Обрадовался тут Насреддин — Ходжа да и говорит:
— Да энтот вопрос легкий. Одинаково весит, что пуд ваты, что пуд железа.
— Э-э, нет, — говорит Голопупенко. — Пуд железа тяжельче будет.
— Да как же? — изумился Ходжа. — Ить и то, и это весит ровно пуд!
— Раньше я тожить так думал. Пока с жинкой не поскандалил. И вот мине моя жинка враз доказала, что кочережка железна зело тяжела. А того ж весу пучок ваты, ну, не в пример полекше будеть! Ежели схочешь, поедем в мой курень, она и тебе докажеть!
Посовещалися тут хан с визирем,
Хлопнул визирь снова по тазику, звон тягучий издав, и Саипка вопрошаеть:
— Вот вам другой вопрос, мудрецы: что исделаете вы, коли прийдеть к вам товарищ ваш, да попросит на короткий срок денег взаймы?
Ответствует Ходжа:
— Я денег дам, ежели на короткий срок. Но только не в тот день, а на следующий.
— Почему так? — спрашиваеть хан.
— А чтобы должник прочувствовал цену денег, какие ему даю.
Хан головою одобрительно кивнул, да к Гололопупенке обратил взор свой.
— Что ж, — говорит казак. — А только я так отвечу товарищу свому: денег тебе, любый друже, я дать, пожалуй, не смогу. Но срок могу дать тебе любой, какой схочешь!
Тута хан едва в ладоши не захлопал — так ему казацкий ответ понравился…
В третий раз прозвучал тазик звоном своим тягучим, и снова вопрошает хан:
— Ну, теперя вам третий вопрос. Что будет делать кажный из вас, коли зять поколотит дочь вашу, и та в слезах прибежит к отцу?
Задумался Насреддин — Ходжа и молвит:
— Я, пожалуй, пойду да отлуплю зятя, чтоб руки на мою дочь не поднимал боле!
Хан внимательно на Голопупенку смотрит.
— Я, пожалуй, поколочу в ответ дочь свою, — говорит.
— Да как же это? — у Саипки дажить челюсть отвисла от изумления, а Ходжа довольный уж и руки потираеть.
— Да так вот, — говорит Голопупенко. — Я дочке скажу, вишь ты, зять-то мой поколотил мою дочь. Ну, а я вот на его жене отыгрался… Так, мол, и передай ему…
Не удержался тута хан, в ладошки свои пухлы захлопал, бороденкой затряс в хохоте неудержном, да и двумя руками на Голопупенку указываеть — выиграл, мол, спор.
Ну, а казаки, те уж покатом лежали — как же, одержал верх Голопупенко над мудрецом восточным. Да и кличють Ходжу отпраздновать сию викторию в шинке греческом, где вино подавали.
Да так отпраздновали, что Ходжа говорит Голопупенке:
— А вот, гляди, казак, ты-то уже пьяный, а у мине, мол, ни в одном глазу. Вот видишь кошку, что в шинок заходить? Так вот — у ей почему-то четыре глаза и два хвоста… Видишь ты это?
Захохотал тут Голопупенко:
— И что ж ты мне рассказываешь, Насреддин, что я пьян? Вот ты, мудрец, точно пьян! Не видишь даже, что кошка в шинок не входить, а выходить из него!…
На том и рассталися великий мудрец восточный Насреддин — Ходжа да казак Голопупенко… А гиштория та, паны добрые, доселе по запорогам живеть…
Как Голопупенко
спор разрешил…А было то, добродии, так…
Одного разу собралися казаки в садочке около хаты Миколы Шпака повечерять. Кто хлебну краюху прихватил с собою, кто пяток огиркив малосоленых, кто пару цибулин, кто шматок сала из необъятных штанов выудил. Ну, а Микола, втихаря от бабы своей, из погреба штоф горилки прихватил.
Как водится, выпили за Сичь, за атамана кошевого выпили, братов, кто в боях несчисленных голову сложил, помянули. Ну, а дальше пили уже за все, что глаз бачил, да ухо слышало…
И, как положено, по казацкому звычаю, дедами запорожскими заведенному, что пошли дале в дело побасенки казацки. А тема возникла, панове, такая, что поведать надобно было о выдающихся размерах существа там какого, либо растения, а хоть бы и фортеции какой, что видали казаки в походах.
Вот Самойленко и молвит:
— Однажды, шановнии, прогуливался я по берегу речки Дунай. Вдруг вижу, мать честна! — огромный буйвол, величиной с гору, стоит на одном берегу реки, а сам вытянул шею, достал до другого берега и, представьте панове, враз слизнул языком полосу ячменя с барского поля!
Тута Котенко заулыбался и говорит:
— Ну, это что, браты! Вот я видывал такой камыш, не то на Буге, не то на Днистру, что просто чудеса, да и только. Ствол у его длинный был, как горы Карпатския…
На что Самойленко с усмешкой ехидною заметил:
— А что, кум Котенко, по толщине отот камыш, мабуть, с твою хату был?
— Вот именно, — невозмутимо ответствовал Котенко. — А иначе из чего прикажете, кум, исделать веревку, чтобы продеть тому буйволу в ноздри, как не с того камыша?!
Тут уж не выдержал Перебейнос да и вмешался в разговор:
— И вам, добродии, эдакие пустяки кажутся чудесами? Вот я, скажу вам, видел как-то раз столь высокое дерево, что макушкой в небо упирается, а ствол его так был огромен, что за месяц не обойдешь.
— Быть того не может! — разом заговорили казаки.
— Не верите? — обиделся Перебейнос. — Тогда скажите, к какому же столбу привязывать вашего буйвола, шановнии?
Тута уж дед Чернега вмешался:
— Вы все, панове, говорите чистейшую правду… Бросьте ссориться. Но скажу вам честно, это еще не чудеса. Вот я видел огромнейший барабан казацкий! Такой барабан, от грохота которого сотрясалися целые страны!
Удивилися казаки и давай приставать к деду Чернеге с расспросами:
— Какой же величины, диду, отот барабан, коль его грохот сотрясает целые страны?
— Посудите сами, шановнии: чтобы обтянуть тот барабан, едва хватило шкуры того самого буйвола с реки Дуная, а корпус его исделан из дерева, которое макушкой небо достаеть, ну, а камыш, ствол которого длиною с Карпаты, пошел на обруч…
Поняли туточки казаки, что Чернега умнее их оказался, но только и признаваться в этом не спешат…
— А скажите, диду, — ехидно вопрошают, — на что же, скажем, вешают ваш барабан, коли сбираются в его ударить?