Каждый сам себе дурак
Шрифт:
Это было несложно. Сразу же как устроился, я стал заказывать ей чай, кофе и всякие другие нелепые товары, которые заставляют этих бедных существ продавать. В конце концов ее было нетрудно понять. Всю жизнь по поездам — как уж здесь не окрыситься.
Чуть позже я почувствовал как распирать меня стало неслабо уже от половинки «велосипедиста», сожранного на перроне. Странное все вокруг стало, слишком уж яркое. А главное — все «чужие» превратились в реальнейшие источники опасности, которые явно замышляют против меня нечто совсем нехорошее.
Короче, торкнуло от малой эллки по полной.
Везение — величина постоянная. Если уж приходит, то и не знаешь, как его отвадить, а
Короче, с попутчиками мне, конечно, тоже не прикатило. Трех особ женского пола отсканировал я рядом с собой: мамашу с некрасивой дочкой лет двадцати двух и, видимо, мамашину подругу. Та была такая объемистая, что, казалось, ее специально откармливают, чтобы позже расчленить и повыгоднее продать. А пока она не придумала ничего лучше, как с восторгом рассказывать о своих болезнях и язвах. Впрочем, она была такой же человек как и все, думала только о себе и первым делом хвалилась своими болячками. Таким образом она показывала своим подругам, что еще жива, и на нее вполне можно положиться. Ведь болезни — это тотемы жизни, а болячки — спутники существования.
Чтобы избавиться от ее россказней, я вышел в коридор разведать обстановочку. Между тем все, кому посчастливилось сюда забраться, уже успели сгруппироваться стайками по купе и начать традиционные для поездок занятия: жрать, заливаться и играть в карты. Для полноты ощущений они все перезнакомились, чтобы разнюхать об общих слабостях и начать их смачно пережевывать. Исходя из кратковременного характера знакомства, они достаточно откровенно выплескивали корыто своего жизненного прозябания друг другу на головы. Особенно им импонировало, когда у других находились аналогичные со своими пороки и подлые замыслы.
Очередная порция впечатлений была не из легких. Конечно, мне много не требовалось. Лишь бы добраться до Другого Города. И все.
Это я так думал. Мечтал. Надеялся, значит.
Покурил. Вернулся. Сел.
А эти особи в купе тоже везли на сэйл шмотья полные сумкари. И юную клаву тоже приучали, как выгодней эти делишки приколбашивать. Та слушала их крайне внимательно, так как во всем надо становиться профессионалом. Коммерция — штуковина очень тонкая. Именно это они доказывали друг другу в течение получаса. Затем я не выдержал и решил робко выразить свое мнение о коммерции. Изложил им вкратце свою концепцию. Я, конечно, затирал в силу своих скромных возможностей. Но моя концепция, понятное дело, заметно отличалась.
А они оживились, спорить ожесточились. Я тоже лаять начал. Но это был абсолютно тупиковый путь развития нашего диалога.
Словом, я замолчал. Как всегда, спорить было бессмысленно. Я бы только нажил себе неприятности. Ведь мы явно были из разных курятничков и особи из разных обойм. А женщины, почуяв свою победу, стали дружно показывать мне приобретения для спекуляции, хвалиться своей оборотистостью и спрашивать моего столь постороннего совета. Мол-де, их очень интересует мое мнение. И как человек посторонний, я могу достойно заценить их коммерческую жилку.
Но ведь замолчал-то я неспроста. Когда же они от меня отстанут? Исчезнут? Сдохнут? Забьются в судорогах прямо у меня на глазах? Или, быть может, их накроет молния?
Мне было о чем полелеяться. А они всё продолжали лезть. Чтобы отмазаться, я подсел к самой молоденькой. Типа того она очень меня заинтересовала. Это был благородный жест. Она оценила. Спросил у тинухи, как она в своем возрасте докатилась до такого славного существования. Ведь она очень, очень симпатичная. Это я ей наврал, конечно. Уродина была еще та. Меня интересовал ход ее мыслей, а ей это очень польстило. Брякнулась, короче, дуреха, на сладенький спич.
Она опрометчиво решила, что очень мне понравилась, и в знак ответной любезности стала показывать мне записи со своими расчетами. Числа, цифры, столбики, калькуляционные выкладки. «Бизнесвуман!» — так сказала она, хлопнув себя по не по возрасту дряблому грудаку.Сезон, кофточки, юбки, косметика, цены. Ее бизнесвумановский рот так брызгал слюной, что мне приходилось время от времени утираться платком. Она так воодушевилась, что была уже почти в экстазе. Коммерция спасет человечество. Правда, от чего, она сама толком не знала.
В общем, их благие намерения обеспечить народ товарами оборачивались одним — собственной финансовой прибылью. Это по-честному: накалывать других на законных основаниях. Это вполне нормально и всем понятненько.
Но тут меня еще плотнее стало волнами накрывать по «велосипедисту», в глазах темненько стало, подташнивать заплаксивело, даже показалось, что я увидел кусочек Вавилонской башни, сокровища майя и Колизей.
А эти особи всё лезли и лезли ко мне со своими прогонами. Метать перед ними бисер было бесполезным занятием. Я, конечно, мог вывалить на них свою злобу в момент. Да реально было по ломкам.
Они достали. Конкретно достали. Пришлось замкнуться в «Я».
Наконец своим безразличием я вызвал у них явно выраженное отторжение. Ладно, черт с ними, забираюсь на верхнюю полку.
А уж друг с другом они нашли общий язык очень давно. Еще какие-то отрывочные в моем восприятии ломтики времени они занимались сплетнями. Это был их конкретный конек. Я смог узнать много познавательной информации об их родных и знакомых. Обсуждали они их только в одном свете — в поганом. Видимо, это давало им возможность почувствовать свою собственную значимость.
— А теперь пора и оттрапезничать, — совершенно неожиданно объявила объемистая.
Товарки обрадованно согласились.
Все затрепыхало и пришло в движение. Появились пакеты и упаковки с лапшичкой быстрого приготовления. Овощи и мясо мертвых зверушек.
Девчонка оживилась. Мамаша, тоже счастливая как три копейки, разматывала фольгу и просаленную бумагу. Весь обширный запас пищи в беспорядке валился в кучу на стол. Когда они съедят все, то смогут бежать дальше.
Они следили за появляющейся на столе едой крайне внимательно. У девчонки слюна закапала еще чаще. Зрелище было предостойнейшее.
Развернули, снизу уставились на меня и говорят:
— Присоединяйтесь к нам!
Мне показалось, что они замышляют что-то явно злодейское. Нет, нет, говорю, я потом как-нибудь сам. Они огорчились.
— It’s a sediment, — прибавил я еще. Говорить на их родном и единственном русском языке «это отстой» было стопроцентно рискованным.
— Что-что?
— Нет, пустое…
Лежу, думаю, что дальше? А они стали питаться, представляете? В своем бесстыдном коварстве они дошли до того, что питались прямо при мне. Эта сплоченная масса из трех самок чавкала, хватала пухлыми пальцами куски, давилась и источала множество запахов.
Впрочем, сейчас они впускали в себя жизнь. Глоток за глотком. Кусок за куском.
Но тут всполохи дернулись, дрожащая невидимая опасность появилась. Словом, я не выдержал. Все их яйца, окорочка, помидоры вдруг стали разрастаться, тыкаться в полки… дверь… окно… Я увидел пролетающий кусок ветчины… в желудочном соке… слюнях… единое месиво из тел и еды заполнило все…
* * *
Проводница била меня по щекам. Она настороженно пояснила, что меня пришлось вывести в тамбур глотнуть свежего воздуха, так как мне конкретно сплохело.