Каждый за себя
Шрифт:
– Он тебе поверил?
– Ну а то! Пап, ты не сомневайся…
У Кости отлегло от сердца. Кажется, обошлось! А в части вранья он стал прямо-таки мастером, сочиняет с листа, без подготовки, и даже не запинается. Раньше Костя таким пентюхом был, совсем лгать не умел, краснел, путался, он по темпераменту в отца пошел, импульсивный и взрывной, да и придумать складную ложь не мог, его всю жизнь Вадька спасал, у него мозги - дай бог каждому и самообладание - как у матери. А теперь он, пожалуй, брата и за пояс заткнет с такой-то тренировкой.
Отец неожиданно улыбнулся и похлопал Костю по плечу.
–
– Нет пока. Я думал, когда она с работы придет…
– Позвони сейчас же и обрадуй ее. И вот еще что, возьми деньги и дуй в магазин, купи там чего повкусней, надо же завтра будет стол сооружать, побаловать мальчика. Этот, - он мотнул головой в сторону окна, из чего стадо понятно, что он имеет в виду Врага, - завтра собирается дома сидеть, я случайно услышал, как он из машины по мобильнику разговаривал, мы на перекрестке рядом стояли, и окна открыты. Так что я, скорее всего, никуда не уеду, с Вадиком повидаюсь.
– Пап, только ты…, это… Если он спросит, почему ты к нему в больницу не приезжаешь, что ты ответишь?
– Да он меня и по телефону об этом много раз спрашивал. Мы же с тобой договорились, что для всех я работаю на трех работах, и в выходные, и в праздники. А насчет того, почему я завтра окажусь дома, я что-нибудь придумаю, только вы с мамой меня поддержите, не выдавайте, и все будет нормально.
На самом деле Вадька давно знает, почему отец не приезжает и чем занят целыми днями, поэтому, как человек умный, не станет задавать отцу никаких провокационных вопросов, в этом Костя был убежден. Но если брат обнаружит свою осведомленность, то отцовский гнев, несомненно, обрушится на Костю как на проболтавшегося. Поэтому Костя исправно делал вид, что Вадик ни о чем не догадывается, и роль свою играл до конца.
– И еще, пап… Вадька очень боится, что ты его осуждаешь за то, что он сделал, считаешь его слабаком и депрессивным психом. Он думает, что ты именно поэтому к нему не ездишь. Я думаю, он так настаивал на этой поездке к нам, чтобы услышать от тебя…, ну, в общем…, что это не так, что ты…, короче…
– Я понял, сынок, - очень серьезно ответил отец.
– Ты не волнуйся, все будет хорошо.
И Костя окончательно успокоился.
На следующий день в четверть двенадцатого у подъезда, рядом с отцовской машиной, остановилась "бэхатреха" Милы Караваешниковой. Она приехала на пятнадцать минут раньше, чем договаривались, и у Кости зародилась смутная надежда на то, что, может, она тоже по нему соскучилась, ведь они не виделись целых две недели!
Сидевший у окна, на своем наблюдательном посту, отец заметил припарковавшуюся машину и внезапно заметавшегося Костю.
– Это за тобой?
– спросил он.
– Твоя пассия?
– Да, - коротко ответил Костя, судорожно напяливая майку, потому как по причине жаркой погоды ходил по квартире с голым торсом.
– Что ты ей рассказал?
– Да ничего, пап… Ничего особенного. Ну, сказал, что брат в больнице, попросил помочь отвезти туда-сюда…
Она не в курсе.
– Костик, пригласи ее к нам на обед, - вмешалась Анна Михайловна.
– Она все-таки целый день на нас потратит, неудобно.
Костя с благодарностью посмотрел на мать и выскочил на лестницу. Жаль, что суббота и пробок на дорогах не будет совсем, мало того,
что в большинстве учреждений день нерабочий, так еще половина автомобилистов по дачам разъехалась. Сбегая по выщербленным ступенькам и вдыхая осточертевшую вонь - комбинацию из перегара, валяющихся рядом с мусоропроводом гниющих пищевых отходов и кошачьей мочи, - Костя с тоскливой нежностью вспоминал, как они с Милой целовались, как только движение стопорилось.Девушка встретила его насмешливой улыбкой, подставила для поцелуя щеку, а не губы, как раньше, и у Кости внутри все похолодело. Но уже через три минуты он был абсолютно счастлив, потому что Мила, проехав два квартала, свернула в какой-то переулок и заглушила двигатель.
– В котором часу мы должны быть в больнице?
– Я обещал Вадьке в двенадцать… - начал было Костя, но она оборвала его:
– По пустым дорогам доедем минут за двадцать. Значит, у нас куча времени.
Она повернулась к Косте и посмотрела на него так… так…, что у него сердце зашлось. А потом быстрым движением засунула руки под его майку, погладила спину, слегка царапнула, прижалась губами к его губам.
Когда до больницы оставалось минут пять езды, Костя очнулся, вынырнул из мира волшебного в мир повседневный.
– Милка, давай договоримся, у нас тут сложности всякие…
– Опять вранья три кучи нагородишь?
– проницательно спросила она.
Как же хорошо она его изучила, и его, и всю его жизнь. А если бы она знала правду…
– Приходится, - со смехом подтвердил Костя.
– Значит, так. Пусть Вадька думает, что мы с тобой просто приятели, даже не очень близкие.
– Думаешь, ревновать начнет?
– Ты что! Вадька слишком умный, чтобы ревновать.
Просто у нас с тобой есть личная жизнь, а у него нет, и не надо его нервировать.
– Сам придумал?
– скептически осведомилась она.
– Доктор посоветовал. Вадьку нельзя травмировать, у него же депрессия, забыла?
– Ладно, нельзя травмировать - не будем, - легко согласилась девушка - Какие еще будут указания у партии?
– Еще нельзя вести никаких разговоров про институт, лекции, зачеты, экзамены и всякое такое.
– Ну понятное дело, у нас есть - у него нет. Что еще?
– Еще… Если в нашем с Вадькой разговоре тебе что-то покажется непонятным, ты, пожалуйста, не встревай и ничего не спрашивай при нем. Я тебе потом, когда мы будем одни, все объясню.
Конечно, ничего объяснять он не собирался, не имел права, он просто оставлял себе отходной путь - запас времени, чтобы иметь возможность придумать очередное вранье в зависимости от того, какие неосторожные слова будут произнесены либо братом, либо самим Костей.
– Хорошо. Еще что?
– А еще мама пригласила тебя к нам в гости сегодня. Зайдешь?
– С предками знакомиться?
– фыркнула Мила.
– Не рановато ли?
– Ты не понимаешь, - Костя" внезапно рассердился.
– Я хочу, чтобы мама тебя увидела. И отец тоже.
– Для чего?
Они уже подъехали к ограде, окружающей территорию больницы, и у ворот Костя увидел Вадика. Он одиноко стоял, прислонившись к решетке, и смотрел на проезжающие машины. Он уже ждал. Несчастный, больной, такой худенький и слабый. Такой любимый единственный брат Вадька.