Каждый за себя

Лица у всех, правда, были осунувшиеся и почерневшие, на Аленку вообще страшно смотреть, не лицо, а сплошной опухший блин, однако все улыбались и старались выглядеть веселыми и бодрыми. Но так было только в первые три секунды, видно, они собрались с духом перед входом в палату тяжелобольной, но запас положительных эмоций быстро иссяк. Алена тут же начала рыдать, и мальчик Вадик оттер ее в угол, загородил от всех и принялся утешать. Похоже, у девочки затяжная истерика, судя по ее лицу, она плачет постоянно и уже очень давно.

Наверное, из-за Игоря. Наталья захлопотала, осматривая палату, поднимала и опускала жалюзи, пытаясь создать оптимальную (на ее вкус) освещенность, и вслух обсуждала сама с собой, что еще сюда нужно привезти из дома.

Старый Хозяин держался с достоинством и, как человек, немало поболевший в последние годы, правильно понял, что вся эта шумная суета со слезами и обсуждением бытовых вопросов мне сейчас совсем ни к чему. Я устала, мне нужно спать, и, желательно, в тишине. Николай Григорьевич присел на кресло рядом с кроватью, на котором недавно сидела Анна, и наклонился ко мне:

–  Ну, как вы, Никочка?
– тихонько спросил он.

–  Отлично, - бодро прошептала я.
– А вы как?

–  Да уж получше, чем вы, - усмехнулся он.
– Я сейчас всю эту банду уведу, а вы отдыхайте. Я тут рядышком, в четвертой палате, если захотите меня видеть, попросите медсестру меня позвать. Как станет скучно - зовите, не стесняйтесь, я специально книжек набрал, буду вам читать.

–  Спасибо, Николай Григорьевич. Можно вас попросить подозвать Наталью Сергеевну? Хочу с ней пошептаться.

Он с готовностью поднялся с кресла и уступил место Мадам. Я жестом попросила ее наклониться ко мне.

–  Что с Аленой?
– я старалась, чтобы никто, кроме Натальи, меня не слышал.
– Вы что-нибудь ей даете, чтобы она успокоилась? Сколько времени она плачет?

–  Вторые сутки, как Игорь… - она сглотнула и запнулась, - погиб. Она и до этого плакала, с того момента, как вы домой не вернулись, а после Игоря вообще все время… А что нужно ей дать?

Господи, ну за что мне судьба послала такую бестолковую хозяйку! Видит, что девчонка исходит слезами, и не может сообразить, чего ей накапать! Как вчера на свет родилась, честное слово!

–  Феназепам дайте, у Николая Григорьевича есть, пусть рассосет две таблетки под языком. Валерьянку давайте постоянно, можно валокордин на ночь, тридцать капель, вместе с феназепамом. А еще лучше обратитесь к Юрию Назаровичу, здесь же больница, пусть ей укол сделают. Надо вывести ее из истерики чем-нибудь ударным, а потом уже поддерживать.

–  Ладно, - растерянно пообещала Мадам. Можно подумать, что мысль о помощи собственной дочери ей даже в голову не приходила.
– Ника, я вам привезу ночную рубашку, халат, тапочки, вкусненького чего-нибудь, ваши туалетные принадлежности…, что еще? Подумайте, что еще нужно.

Думать мне не хотелось, я устала и мечтала о том, чтобы они скорей ушли, потому что мне же еще нужно поговорить с Никотином, мне нужно столько всего у него спросить, а сил осталось совсем немного.

Но до общения с Никотином дело не дошло. Сначала мне пришлось пообщаться с доктором Бычковым, а потом я снова уснула.

В очередной раз я проснулась среди ночи с ощущением, что как следует выспалась и могу вставать и идти на работу В следующий момент вспомнила, что на работу мне не надо, и тихо обрадовалась. В палате темно, и я сперва не заметила, что в кресле кто-то сидит. Я подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и сумела определить, что это Анна Она спала, откинув голову на высокую спинку и едва слышно посапывая. Я улыбнулась непонятно откуда взявшемуся ощущению счастья и опять погрузилась в целебный сон.

НА СОСЕДНЕЙ УЛИЦЕ

Через несколько дней после похорон Игоря Савенкова его двоюродная сестра Вера разбирала его вещи и наводила порядок в квартире, которая спустя какое-то время должна была перейти к ней в порядке наследования.

Никаких других родственников у Игоря не было, и претендовать на наследство некому.

Похоронили Игоря там же, где и мать Веры, в одну могилу с теткой положили, через год там поставят новый памятник, где будут значиться уж два имени, а пока рядом с памятником стоит скромная деревянная табличка с именем Игоря и датами жизни.

Вера очень волновалась, ведь впервые за много лет она снова оказалась в этой квартире одна. Как в детстве, как в юности… Как тогда, когда она принимала решение не показывать маме письмо Игоря из армии, в котором он писал, что, вероятно, скоро будет в Москве. Это решение далось ей нелегко, мать полностью подмяла под себя и дочь, и племянника, но, когда Игорь служил в армии, Вера была уже молодой женщиной и кое-что понимала.

Во всяком случае, понимала она больше, чем тогда, когда была совсем девчонкой и покорно верила во все те байки, которыми кормила их с Игорем мать насчет премиальных, аккордных и прочих выплат. Настал момент, когда Вера осмелела настолько, чтобы делать что-то тайком от матери. Вот тогда и нашла она драгоценности, оставшиеся от погибших родителей Игоря. Пока племянник служил, мать не прятала их в тайник (там их Вера уж точно никогда не нашла бы), а держала в комнате, в шкафу, где Вера их и обнаружила. Смелости было еще не так много, чтобы открыто поговорить с матерью о том, как неприлично им двоим роскошествовать на чужие деньги, держа законного наследника в черном теле, но уже достаточно для того, чтобы начать обдумывать план, как все это прекратить.

И Вера решила скрыть от матери известие о возможном скором приезде брата. Пусть Игорь появится неожиданно, и может быть, что-нибудь всплывет, и тайна откроется. Ведь драгоценности так плохо спрятаны, почти и не спрятаны даже, их легко найти Но план не сработал, Игорь ничего не нашел, и все продолжалось как прежде. Вера молчала, а мать вконец распоясалась, тратила безумные деньги не только на себя, но и на своих любовников. Зато потом, когда Игорь остался в своей квартире один, Вера от души надеялась, что он нашел ценности и зажил припеваючи. Но ничего, кажется, не происходило, потому что брат молчал, ни слова о ценностях не говорил, а спрашивать Вера боялась, ведь получилось бы, что она о них знала давно.

Знала, и ничего не сказала ему, и не сумела остановить мать в ее безудержной жажде нажиться на халяву. Неужели Игорь так ничего и не узнал? И ничего не нашел?

Поэтому первым делом Вера в пустой квартире погибшего брата стала искать драгоценности, оставшиеся от его родителей, или следы того, что они были найдены и реализованы. Да, ремонт здесь сделан дорогой, ничего не скажешь, и мебель хорошая, не дешевая. Но это и все.

Машина у Игоря самая обыкновенная, даже не иномарка, и вещи в шкафах висят хоть и хорошего качества, но не в изобилии. Впрочем, тряпичником он никогда не был. Неужели он так ничего и не нашел и жил все эти годы на одну зарплату? Или нашел, но тратил деньги не на себя, а на своих женщин? Да, такое вполне могло быть, Игорек не был скупым и жадным, это Вера хорошо знала.

Она посмотрела на часы. Скоро придет эта девочка, Алена, которая была влюблена в Игоря. Так плакала на похоронах, бедняжка! Тогда же, на кладбище, Алена подошла к Вере и спросила, может ли она взять какую-нибудь вещь Игоря на память, и Вера ответила, что, конечно, пусть берет, и договорилась с ней встретиться здесь, у брата на квартире.

Вера знала, где находится тайник, мать сказала ей перед смертью. Нужно проверить, чтобы не заниматься столь сомнительным делом в присутствии Алены. И только войдя в ванную, Вера сообразила, что Игорь наверняка все знал и все нашел. Ведь здесь делали ремонт! И, значит, снимали старую плитку. Она скинула туфли, встала ногами в ванну, добросовестно отсчитала седьмую плитку от угла во втором ряду сверху и осторожно подцепила ее ножом. Плитка легко отошла, она держалась на магнитных присосках. Все понятно, Игорь обнаружил тайник и решил его сохранить, только прикрывающая его плитка теперь другая. Вера просунула руку и достала увесистый велюровый мешочек. Вылезла из ванны, обулась, прошла в комнату, высыпала содержимое мешочка на стол. В тот единственный раз, когда она нашла и рассматривала драгоценности родителей Игоря, их было куда больше. Намного больше. Интересно, это мать все растратила или Игорь тоже, когда обнаружил? Наверное, все-таки мать, во всяком случае, если Игорь и тратил, то немного.