Казна Херсонесского кургана

— Такого детектива, что был в тот раз на кургане, им уже никогда не снять, — с сожалением заметил Джексон, разливая ароматный напиток по чашкам.

— Пожалуй, — согласился Верховцев. — Жаль, конечно, что с кладом так получилось, хотя с другой стороны, все могло кончиться и печальней. Ладно, хоть без жертв обошлось.

— Зато колбаса была такая вкуснющая! — загадочно произнес Джексон и поцокал языком.

— Какая колбаса? — удивленно захлопал ресницами Верховцев.

— А ты не знаешь эту латышскую сказку? — спросил Джексон. — Ну, послушай. На одном отдаленном хуторе жили себе старик со старухой. Однажды в ненастную дождливую ночь кто-то постучался в их дверь. Открыли. На пороге стоит молодая девушка, промокла вся. Она и говорит: «Я заблудилась в лесу, пустите меня, добрые хозяева, переночевать да обогреться». Старики пожалели бедняжку, приютили, обогрели, накормили и положили спать. Наутро девушка собралась в дорогу. Поклонилась она им в пояс и молвит: «Спасибо вам за кров и хлеб. Я — Лайма, фея, приносящая счастье. Я хочу отблагодарить вас за вашу доброту и заботу: загадайте три самых заветных ваших желания, и они тут же исполнятся». Дед едва услышал такое и говорит: «Хочу, чтоб сейчас на сковороде жарилась моя любимая кровяная колбаса»! «Да будет так», — ответила Лайма, и в тот же миг на печи в огромной сковороде заскворчала вожделенная колбаса. Тут бабка смекнула, что к чему, да как вскинется: «Ах ты, старый дурень, загубил зазря одно желание. Нашел что просить, колбасу! Чтоб тебе эта колбаса к носу прилипла!» Что ж, сказано — сделано. «Да будет так», — молвила Лайма, и тут же колбаса приросла к дедову носу, да так намертво — не отдерешь! Зажурились тогда старики: как же деду с приросшей к носу колбасой жить — и неудобно, и на люди вовек не покажешься. Стали Лайму просить, чтобы она ту колбасу от носа отделила. И это было как раз третье желание. Лайма исполнила его и тут же исчезла, а старикам на память осталась лишь жареная колбаса. Они ее и оприходовали с большим аппетитом. Зато какой вкусной она оказалась, такой они никогда не едали.

Джексон сделал паузу и добавил:

— Вот, собственно, и вся сказка.

— Ну и что ты хотел этим сказать? — без особого энтузиазма спросил Верховцев.

Джексон молча вынул из ящика письменного стола какую-то деревянную шкатулку, положил перед Верховцевым и открыл крышку. На дне шкатулки, на красной бархотке лежала великолепная золотая диадема с чудесным камнем размером с лесной орех. Верховцев долго не мог оторвать взгляд от этого зрелища и наконец произнес:

— Я не спрашиваю, откуда эта находка, и могу только догадываться о ее истинной ценности. Не могу понять одного, как тебе удалось это…

Он замялся подбирая нужное слово.

— Не мучайся догадками, это просто сувенир. На память от Лаймы.

— А твои компаньоны, они остались ни с чем?

— Боб и Мироныч? Не беспокойся, Лайма их тоже не обделила; по полдюжины золотых перепало каждому. Конечно, по сравнению с диадемой это ничто, семечки, но для рядовых инженеров по нынешним временам все же, можно сказать, настоящее состояние.

— Итак, как я понимаю, ты не огорчен результатами своего вояжа? — поинтересовался Верховцев.

— Ничуть. Больше того, скажу, что дело это весьма перспективное и, возможно, что я еще вернусь к этой теме. Думаю, и мои компаньоны в стороне не будут. Они настоящие пахари, на них можно положиться.

— И где ты думаешь копать?

— А хотя бы в том же Херсонесе. — Джексон отхлебнул стынущий чай. — По самым точным данным он пролопачен только на одну треть. А что еще скрыто под землей, остается только гадать, но я абсолютно уверен: человек ищущий всегда что-нибудь да найдет. Сейчас темпы раскопок черепашьи, государству не до жиру, нет средств. И все держится на энтузиазме энтузиастов. А если дело поставить на научно-коммерческую основу, все пойдет по-другому. Проект у меня уже зреет. Сколько белых пятен истории можно будет заполнить, представляешь? Взять то же восстание Савмака, что мы о нем знаем? Сущие крохи! Уверен, что самое интересное в этом событии осталось пока за кадром.

В дверь сильно затарабанили. Джексон вскочил, как подброшенный невидимой пружиной:

— От сволочь! Опять у соседушки-придурка блажь в лоб получить.

Но тут дверь распахнулась; на пороге стояли пьяненькие Боб и Мироныч. Боб держал в руках две бутылки водки, Мироныч — палку копченой колбасы и прозрачный мешок с квашеной капустой.

— Шеф! С сегодняшнего дня мы свободны! — шумно провозгласил Боб. — Уволены по сокращению штатов. Бери нас в новый поход! Хоть в Каракумы, хоть на Таймыр!

— Мы созрели, — добавил Мироныч, выкладывая закусь на стол. — И вообще; все это чушь и блеф: можно сократить штат, но нельзя сократить человека! У меня как есть метр восемьдесят два, так и останется, если только я не лягу в прокрустово ложе. Но дудки, я в него никогда не сунусь!

— Мироныч, ты феноменально прав, — сказал Боб и похлопал друга по плечу. — Шеф, не томи, доставай стаканы!

— Ну, что ж, Олежик, бал продолжается, — Джексон отставил чай и полез за посудой. — Что я говорил, компаньоны рвутся в бой. Нет русской душе угомону…

Он разлил водку по стаканам и спросил:

— Ну, честная братия, за что пьем?

В ответ Боб и Мироныч подняли стаканы и, со звоном сдвинув их на середине стола, нестройными голосами затянули:

— Ты помнишь, как все начиналось, Все было впервые и вновь. Мы строили лодки, и лодки звались «Вера», «Надежда», «Любовь»…