Кэш

— Не знаю. А почему ты остаешься с Волком? — возразил я, опасаясь, как бы Ло не отшлепала меня, если бы я поделился с ней нашим секретом. Да, я беспокоюсь о цыпочке. Что, черт возьми, происходит? Она вызывающе вздернула подбородок и промолчала. И, как всегда, Волк тоже. — Ты в порядке, малыш? — спросил я, протягивая руку, чтобы коснуться повязки. Это была самая простая повязка из марли на кисти, но она вскрикнула и вырвалась. — Черт...

— Тебе стоит уйти, — сказал Волк, вставая между мной и Джейни, и стало ясно, что он впервые стоит против одного из своих братьев.

Я прикусил внутреннюю сторону щеки, покачиваясь на каблуках в течение секунды, пытаясь понять, должен ли я настаивать на этом вопросе или нет. В конце концов, это действительно было не мое дело, это было дело Рейна, и, честно говоря, когда дело дойдет до выговоров человеку, которого мы знали всю нашу жизнь, да, я бы предпочел, чтобы мой брат был тем, кто разберется с этим дерьмом.

— Хорошо, — сказал я, поднимая руки и отступая на несколько шагов. — Но возьми свой гребаный телефон и позвони Рейну, или у тебя тут будет группа Приспешников, которые будут задавать вопросы и вытряхивать твое белье. Джейни, котенок, — сказал я, отклонившись в сторону, чтобы видеть ее (и от меня не ускользнуло, что она смотрела на спину Волка, сдвинув брови в полном замешательстве). — Позаботься о руке. Увидимся.

Я спускался гораздо медленнее, чем поднимался, и на этот раз это не имело никакого отношения к неровной почве. Или, может быть, все связано с этим, но в образном смысле. Не то чтобы у меня никогда раньше не было проблем с женщинами. Но это были совсем другие неприятности. Это всегда было: «как мне затащить эту женщину в постель», или «как мне сказать этой женщине, что она не будет моей старушкой», или даже «как заставить эту цыпочку перестать резать шины на моем байке». Я никогда не испытывал такой сильной симпатии к женщине, как сейчас. Что, черт возьми, это говорит обо мне? Что я могу быть настолько увлечен кем-то, кто делает дерьмо, которое я считаю непростительным? Да, она была вызовом. Да, для меня это всегда было как гребаный наркотик. И раньше в этом не было никакого смысла. Может быть, это было просто влечение. Временами я мог быть надежным и простым. Если эта женщина была достаточно горячей, я был готов прыгать выше головы и смотреть мимо большого количества сумасшедшего дерьма, чтобы попробовать ее на вкус. И, попробовав Ло, ну, скажем так, я захотел большего. Я хотел всего этого. Я хотел знать, что она чувствует, извиваясь подо мной. Я хотел знать, как звучит мое имя, которое она выдохнула, когда кончила. Я хотел знать, каково это, когда ее губы обхватывают мой член. Я хотел знать, действительно ли она такая дикая и распутная, какой я ее себе представлял. Неужели она ругается в постели? Была ли она готовы к разным позам? Мог ли я довести ее до точки невозврата, где она готова была кричать, умолять меня освободить ее? Могу ли я проникнуть под ее стены и посмотреть на женщину под ними?

— Господи Иисусе, — простонал я, подходя к машине и качая головой, глядя на свое отражение в окне.

Мне нужно было выяснить, в чем ее проблема, решить ее для нее, и убрать ее к чертовой матери из моей жизни, прежде чем не будет пути назад.

Глава 12

Ло

Несколько часов спустя, когда я по локоть погрузилась в приготовление ингредиентов, я услышала шум машины. К моему удивлению, и полному восторгу, у Кэша не было холостяцкого холодильника (то есть полного мяса и остатков еды на вынос и полностью лишенного продуктов первой необходимости, таких как масло, яйца или чеснок). Он был набит до отказа, и я не могла представить, что он двигался по кухне с привычной легкостью, с какой, казалось, справлялся со всем в своей жизни, готовя еду.

Затем, конечно, я представила, как он готовит еду для своих женщин, потому что, ну, кто готовит столько еды только для себя? Вместе с этой мыслью пришел сильный и почти непреодолимый укол ревности, который был настолько неприятен, что мне пришлось задуматься о чем-то другом, чтобы отвлечься, иначе я бы свела себя с ума.

Видя, что его дом был почти до умопомрачения опрятен, я решила заняться стряпней. Я была хорошей кухаркой, проводя бесконечные часы, готовя еду для моего отца, когда я была моложе после смерти моей матери. Он был немного не в себе... традиционное (шовинистическое) представление о роли женщины в жизни означало, что моя работа заключалась в том, чтобы научиться обращаться с плитой в юном возрасте одиннадцати лет. У меня было довольно много шрамов от ожогов на руках, как свидетельство тех первых неловких, небезопасных движений. Потом, когда я жила одна в конспиративной квартире, я даже не включала печку. Если я не могла приготовить ее в микроволновке, я ее не ела. Меня тошнило от готовки.

В Хейлшторме куча парней и даже одна или две женщины действительно наслаждались готовкой и имели действительно высокий навык, так что они в итоге были теми, кто по очереди кормил остальных из нас.

Я не практиковалась почти двадцать лет, но, в общем, это было не совсем то, что можно забыть, и я была немного взволнована, чтобы сделать это снова... учитывая тот факт, что это было неожиданностью для другого человека.

Дверь открылась, когда я резала морковь для тушеного мяса в бульоне и томатном соусе, которое уже начало закипать на плите.

— Что так вкусно пахнет? Ты заказала еду? — Спросил Кэш, и я услышала, как моя сумка упала на пол в гостиной, а он, поскрипывая ботинками, двинулся ко мне. Я не ответила, и когда он вошел в дверной проем, он медленно оглядел меня, стоящую у стойки, одетую только в его футболку и собранными на скорую руку волосами — Это ты... готовишь для меня? — спросил он со странным придыханием в голосе, которое заставило меня вскинуть голову, чтобы посмотреть прямо на него, не понимая, откуда взялась эта интонация.

Не зная, что сказать, я небрежно помахала ножом. — Нам нужно было поесть, верно? — Спросила я, чувствуя себя немного неуверенно из–за всего этого.

— У меня никогда раньше не было женщины, которая готовила бы для меня, — сказал он, глядя на меня слишком напряженным взглядом, полностью лишенным его обычной шутливой легкости.

— Ничего страшного, — сказала я, отводя от него взгляд. Что–то происходило между нами, и это было слишком интимно, что–то не совсем понятное для меня.

Я едва успела достать из пакета еще одну морковку, как почувствовала, что он подошел ко мне сзади, то есть прямо сзади... вся его грудь была прижата к моей спине, и он смотрел через мое плечо, его подбородок лежал там небрежно, как будто для нас не было ничего нового стоять вместе, пока я нарезала овощи, как мы делали это каждый вечер нашей жизни. Его рука скользнула по моему животу, слегка надавливая, и я клянусь, что прикосновение выстрелило прямо между моих бедер и мой мозг отключился.

— Это для меня, — сказал он, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, на что он реагировал. А, ну да... я сказала, что это не имеет большого значения. Для него это было очень важно? Отлично. Как будто я не чувствовала себя достаточно неуверенной в этом.

— Не обольщайся так сильно. Я не так уж хорошо готовлю, — сказала я, заставляя свои руки сосредоточиться на том, чтобы они начали шевелиться. Хотя, я была уверена, что заостренный предмет — это была последняя вещь, которая должна находиться в моих руках, учитывая то, в каком состоянии я сейчас была.

Голова Кэша наклонилась вниз, и тогда я почувствовала, как его зубы впились в обнаженную кожу на моем плече, с которого соскользнула его слишком большая футболка. Это был всего лишь легкий укус, но, черт возьми, я его почувствовала.

Затем он отошел и встал рядом с кастрюлей на плите, закинув руки за спину, ухватившись за стойку и небрежно наблюдая, как я готовлю. И я готовила, хотя бы для того, чтобы не смотреть на него.

Это было безумием, что он так меня заводил. Правда, после событий прошлой ночи он дал мне несколько действительно веских причин для того, чтобы быть увлеченной им. И, ну, позвольте мне сказать одну вещь: многие мужчины могли бы трахаться. Многие мужчины могли забраться на тебя сверху, проскользнуть внутрь и врезаться в тебя, пока не забудут, как тебя зовут. Но требовалось настоящее мастерство, настоящее понимание женщин и того, как их тела работают, чтобы заставить их кончить с оральными ласками. Конечно, многие парни могли бы справиться с этим по чистой случайности. Клитор был чувствителен, тебе достаточно погладил его, в конце концов, она кончает. Но Кэш был в своей собственной лиге. Кэш съел меня, как будто был голодным человеком, как будто это была единственная вещь в мире, которая имела для него значение, как будто это было единственное, что ему нужно было сделать. Он знал, когда напряжение граничило с пыткой, и отступал. Он знал, когда движение отпускало, и менял направление. Он внимательно слушал. И вообще, ничто не сравнится с мужчиной, который обращает внимание на женское удовольствие.

Я никогда раньше так сильно не кончала от орального секса. И у меня возникло смутное подозрение, что я никогда больше этого не сделаю.

Так что, да, мне было трудно встретиться с ним взглядом.

— Расскажи мне что-нибудь такое, чего о тебе никто не знает, — неожиданно попросил он, и я чуть не отрубила кончик указательного пальца, когда вздрогнула.

— Что?

— Расскажи мне что-нибудь такое, чего о тебе никто не знает.

— Зачем?

— А почему бы и нет?

— Сколько тебе, двенадцать?