Киевская кухня

Прошу заметить, что на часах было всего семь утра!

Так вот этот самый дядя Трохим как-то пригласил папу на свадьбу своей дочери.

Папа сказал, что не поехать к однополчанину не может, а мама сказала, что папу одного не пустит, а мне деваться было некуда, и мы, оседлав папин мотоцикл с коляской, двинули в эту самую Троещину.

Это в наше время появилась поговорка: «Жизнь дала трещину — пора ехать на Троещину», а в те далекие времена для меня, городского мальчика, такая поездка была настоящим приключением, да еще свадьба, да еще с живой музыкой, да еще и...

Могу честно признаться, что малыш я был прожорливый, и, конечно, в первую очередь меня волновал вопрос: чем на свадьбе будут угощать?

В первый свадебный день было шумно и многолюдно.

И это понятно: ведь только «казенки» (так называли магазинную водку) было припасено двести бутылок, не говоря о двух больших молочных бидонах с самогоном!

В тот день ребенку нечего было делать за столом.

Мама вручила мне целую тарелку свежих пирожков с мясом, к ней прилагалась огромная чашка компота и пять соевых батончиков (были такие недорогие конфеты, заменявшие небогатым людям шоколад), и велела не крутиться у взрослых под ногами.

За домом лежала специально заготовленная гора свежего сена — на случай, если кому захочется передохнуть. В этой копне сена я и уснул под музыку настоящего духового оркестра.

Таки прошла для меня «первая брачная ночь»!

А вот назавтра...

Мне посчастливилось испробовать два диковинных блюда, о которых я раньше и не слыхал.

Началось все с разговора, невольным свидетелем которого я стал.

Участвовали моя мама и жена дяди Трохима. «Почему ее нужно выбрасывать?» — спрашивала мама. — «А шо з нэю робыты?» — тоже спрашивала жена Трохима. — «А разве из нее нельзя сделать что-нибудь?» — спрашивала мама. — «А хто ж цэ будэ исты?» — спрашивала жена Трохима и т. д.

Я бы, наверное, не дождался конца этого диспута, если бы мама не пошла в дом и не вернулась оттуда с ведром чего-то, очень пахнущего рыбой.

Это была щучья икра!

К свадебному столу нажарили больше двадцати килограммов свежей рыбы, а вот что делать с оставшейся икрой, никто не знал.

И тут пришло время сольного выхода моей матушки.

Она промыла холодной водой эту икру; она ее хорошо посолила и поперчила; она расколотила и добавила десяток сырых яиц; туда же она отправила мякоть вымоченного в молоке целого батона; основательно перемешала и... Изжарила почти двести котлет!

В итоге получилось, как говорили у нас на Подоле, «чего-то особенного!».

Такого деликатеса Троещина еще никогда не пробовала!

И я в том числе!

А вот к вечеру, когда гости рассосались, дядя Трохим угостил нас блюдом, впечатлившим меня на всю жизнь.

Он вынул из большой русской печи чугунок, из которого шел дурманящий хвойный запах, смешанный с ароматом разогретого сливочного масла, лука и еще чего-то очень аппетитного.

То были томленые рыжики!

Те самые грибы рыжики, которые продаются в наших краях летом в свежем виде, а зимой — в соленом.

Рецепт приготовления этого диковинного блюда я помню до сих пор.

На большой сковородке в сливочном масле обжаривают репчатый лук, туда же добавляют мытые рыжики, солят, перчат и доводят до появления румяных «бочков»; затем начинают выкладывать слоями в большой чугунок — слой грибов с луком и слой — внимание! — клейких молодых еловых иголок; затем снова грибы и снова иголки и т. д.

На самый верх выкладываются небольшие кусочки сливочного масла и в остывающую печь!

Не спрашивайте, на что это похоже!

Это неподражаемо!!!

(Не так давно я попробовал приготовить это блюдо в городских условиях — если поместить чугунок в духовку при температуре до ста градусов, часа за три можно получить примерно тот же результат.)

Дерзайте!

А потом скажете!

Варнички

Когда мне было лет девятнадцать, я посещал все спектакли приезжавших на гастроли театров и все концерты тогдашних звезд эстрады — так я готовился к профессии!

И вот однажды на концерте легендарного танцовщика Махмуда Эсамбаева я стал свидетелем не принятого в те времена откровения — откровения не просто артиста, а и высокопоставленного общественного деятеля, коим был Махмуд Алисултанович.

В наших дворах не употребляли слова «независимый» — вместо него говорилось «самостоятельный», и при этом вверх многозначительно поднимался указательный палец.

Так вот — Эсамбаев был человек «самостоятельный» и говорил что хотел, невзирая на лица.

Я лично был свидетелем «прямого» разговора между Эсамбаевым и директором одной из украинских филармоний:

Эсамбаев: — Так вы думаете, что на таком полу можно танцевать?.. В половине номеров я работаю без обуви!..

Директор: — А в чем дело?.. Обыкновенный пол — все танцуют!..

Эсамбаев: — Босиком?!..

Директор: — А какое имеет значение?..

Эсамбаев: — Какое?.. Вот я сейчас с тебя сниму штаны и голой ж…й протащу по сцене, а потом вместе посчитаем занозы!..

Сцену к концерту привели в порядок!!!

Или!

В тот день, когда началась война в Чечне, в московской мэрии был прием по случаю какого-то «культурного» события.

На этом приеме были многие высокопоставленные лица во главе с Лужковым.

Долго упрашивали Эсамбаева произнести тост, не обращая внимания на то, что он явно находился в дурном расположении духа.

Наконец он взял в руки бокал и сказал: «Пусть сдохнут все, кто начал эту войну!.. — И добавил: — И все, кто за это не выпьет!».

Но вернемся к тому самому концерту в Киеве.

В начале второго отделения артист появился в костюме «еврейского портняжки» и вместо исполнения знаменитого номера вдруг заговорил со зрительным залом.

«Когда я еще был маленьким, мой отец женился во второй раз на еврейской женщине Софье Михайловне.

Она называла меня Мойша и воспитала меня, как мать.

Ей я во многом обязан своим успехом!

Когда чеченцев выселяли из родных, насиженных мест, она могла не ехать, но она сказала: „Дитя мое, ты без меня пропадешь!.. Я буду всегда рядом!“».