Киров

А потом опять запел и зашагал дальше. Товарищи опять вторили ему. Он останавливался на каждом взгорке и, обращаясь к окружающим, говорил о коварстве контрреволюционеров и недомыслии людей, легко поддающихся провокационным слухам.

Рассвело. У крепостных ворот кто-то велел конвою скорее покончить с арестантами. Но, как писал впоследствии Амирханян, в глубине крепости, когда они были уже у стены, где все было приготовлено для расстрела чекистов, их вдруг повернули обратно и отвели на гауптвахту.

«Конечно, здесь сыграли роль принятые Кировым меры».

Спасая чекистов, Сергей Миронович успел сделать все необходимое, чтобы авантюра Аристова не могла разрастись, не причинила городу зла. Оставалось без шума, не применяя силы, вызволить арестованных товарищей. Участь их очень тревожила Кирова.

Ранним утром ему доложили о присланных Фрунзе и Куйбышевым политработниках. Среди новоприбывших назвали Петра Георгиевича Галактионова и Владимира Аркадьевича Тронина. Обоих прочили в Реввоенсовет Астраханской группы войск, которую приравняли к армии. Галактионов был рабочим, старым большевиком, а Тронин, молодой самарский учитель, вступил в партию только в 1917 году, но отзывы о нем были превосходные.

Начальник политотдела армии Траллин в фурмановском «Чапаеве» — это Тронин. Под Уфой, в бою, к нашим дрогнувшим цепям прискакали Фрунзе, Траллин, несколько верных друзей их. Они, спешившись, с винтовками в руках увлекли бойцов за собой в штыковую атаку, повернувшую колчаковцев вспять. Траллина-Тронина тяжело ранило.

Кирову рассказывали о бое под Уфой и о том, что оперировать Тронина после ранения нужно было незамедлительно, а запас обезболивающих средств иссяк.

— Куревом не заменим? — осведомился Тронин.

Пока его резали, удаляли пулю из груди, зашивали рану, он попыхивал из трубки.

Одним из первых в стране его наградили орденом Красного Знамени.

Сергей Миронович пригласил к себе Тронина. Владимир Аркадьевич понравился и интеллигентностью, и осанкой, и высоким ростом. У Кирова созрело решение. Раз права позволяют, трата времени на формальности преступна в критический момент. Сергей Миронович в два счета учредил Реввоенсовет Астраханской группы войск: Галактионов, Раскольников, Тронин.

Член Реввоенсовета Владимир Тронин тут же получил мандат и первое задание, которое могло стать последним в жизни. Задание вдвоем обсудили. Все, что мыслимо предусмотреть, Киров предусмотрел.

Крутились ручки телефонов. Штабисты передавали телефонограмму всем, всем: назначен Реввоенсовет. Передали телефонограмму и в крепость, командиру ударной роты Аристову. Следом ему вручили вторую телефонограмму: его сейчас навестит член Реввоенсовета.

Тронин пошел в крепость.

Аристов встретил его полупочтительно-полуразвязно, не сумев утаить смятения.

Представившись, Тронин скомандовал:

— Руки по швам!

Бывший подъесаул Аристов вытянулся в струну.

Не дав ему опомниться, Тронин неожиданно потребовал отрапортовать о боевых делах роты, убывшей на передовую месяц с лишним назад, 22 июня в двадцать ноль-ноль.

Этот рапорт доконал Аристова, вымотанного и месяцем боев, и авантюрой, и телефонограммами, и спокойной суровостью невесть откуда взявшегося орденоносца, за которым стоит невесть кто.

— Вольно. Идемте.

Чуть-чуть смягчившись и полусочувственно беседуя с растерявшимся Аристовым, как с оплошавшим храбрым командиром, способным новыми подвигами искупить свою вину, Тронин повел его к церковной сторожке, где сидели арестованные чекисты, распевая революционные песни. Аристов снял свой караул.

Тронин поставил армейских часовых, намекнув, что их, часовых, незримо оберегают внушительные силы. Раскольникова и начальника 34-й стрелковой дивизии Александра Сергеевича Смирнова исполняющего обязанности командующего Астраханской группой войск.

Вечером активных участников авантюры исключили из партии.

Аристова отправили на передовую — искупать вину в боях.

В Реввоенсовет Астраханской группы войск, кроме Галактионова, Раскольникова и Тронина, срочно включили Куйбышева. Фрунзе, командовавший уже всем Восточным фронтом, а не только его Южной группой, согласился на понижение Куйбышева в должности единственно ради того, чтобы перевести его ненадолго в Астрахань. Фрунзе уловил по аристовской авантюре, насколько там шатка местная верхушка, хотя и не мог предвидеть, что оздоровление ее займет не месяцы, а годы.

Георгий Атарбеков и его помощники уехали в Москву.

Поначалу обстоятельства складывались очень неблагоприятно для Георгия Александровича — его в дороге обогнала астраханская кляуза, содержавшая, помимо прежней белогвардейской клеветы, еще и новые измышления. Он обратился в ЦК партии. Работник, командированный в Астрахань, проверил кляузу. Мандаты на расследование ее ЦК выдал также Кирову и Куйбышеву. В Москве комиссия при участии секретаря ЦК партии Елены Дмитриевны Стасовой и председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского перепроверила кляузу и не обнаружила ничего порочащего Атарбекова. Георгий Атарбеков рассказывал своему брату, Липариту Александровичу, что при разборе его дела в комиссию пришел Ленин. Ему хотели сообщить о подробностях, но он возразил, что это излишне:

— Мне известно мнение Кирова.

ЦК партии выразил полное доверие Атарбекову. Дзержинскому предложили оставить его на ответственной работе. Георгий Александрович на фронтах продолжал разить контрреволюцию с почти непостижимой меткостью и отвагой.

После гражданской войны он был заместителем наркома рабоче-крестьянской инспекции Закавказской федерации, в которую входили Азербайджан, Армения и Грузия, а также членом Закавказского крайкома партии.

Весной 1925 года Атарбеков погиб при авиационной катастрофе.

Провожая его в последний путь, Орджоникидзе говорил о Георгии Александровиче как об исключительном человеке, который, несмотря на серьезную болезнь, никогда не знал отдыха, весь принадлежал партии:

— Не стало героя, отважного революционера!.. Пусть его жизнь будет примером, путеводной звездой для нашего поколения.

Киров говорил:

— Именно потому, что это был самый честный, самый бескорыстный в революционном смысле слова, революционный бессребреник, именно поэтому мы и бросили его на эту тяжелую и ответственную работу — на борьбу с контрреволюцией. И нужно сказать, что, несмотря на всю тяжесть, которую должен взвалить на себя каждый член партии, оказавшийся на работе в карательном органе, товарищ Атарбеков сумел сохранить чистоту своего коммунистического сердца до последних дней своей жизни…