Клан бешеных
Шрифт:
– Башмаковой? Слушай, где они таких людей берут – Портянкин, теперь вот Башмакова…
– Это не самое смешное.
– Да? А что же самое?
– Эта Башмакова – молодая женщина, можно сказать, девушка, наверное, твоя ровесница. Знакомые ребята не стали передавать ей мой диск, они меня к ней проводили. Ну, придется, конечно, поставить кое-кому коньяк… Так вот. Диск эта Башмакова взяла, обещала посмотреть и, если сочтет нужным, заметь, так и сказала: «Если сочту нужным, то приобщу его к делу». Так что
– Как она держалась с тобой, Антон?
– Холодно, но вежливо. Особой заинтересованности не проявила, но тем не менее выслушала.
– «Выслушала»! А что ты хотел? Чтобы она бросилась обнимать тебя и благодарить за содействие следствию?
– Ну, что ты, Полин! Я был рад, что она хоть приняла меня.
– Кстати, как ты объяснил появление у тебя этой записи?
– Сказал, что диск нам в редакцию принес неизвестный.
– Плохо, – вздохнула я.
– Что плохо? – не понял Ярцев.
– Вот увидишь, Антон, диск никуда не будет приобщен. Поведение этой дамочки… То, что она не проявила особой заинтересованности и держалась холодно… Нет, все это впустую!
– Посмотрим. Я сейчас же еду в редакцию и пишу заметку о драке. Об обеих драках. Обещаю, что завтра она будет готова.
– Но сначала еще один экземпляр забросим на телестудию.
Мы тут же отправились в телестудию, и Антон отнес второй диск знакомым корреспондентам. Вернувшись, он сел в машину и весело объявил:
– Обещали показать сюжет в вечерних новостях. Заметь: сегодня же! А ты говоришь: все плохо!
– Поживем – увидим! Тебя в редакцию?
– Что за вопрос?!
Я отвезла Ярцева и повернула машину в сторону дома, где жила Света.
Она вышла ко мне после моего звонка. В ее руках была хозяйственная сумка.
– Мама просила еще майонеза купить и яиц, и бумажных салфеток…
– Света, я отвезу тебя в магазин после того, как мы поговорим, так что ты все успеешь купить.
Она села ко мне в машину на переднее сиденье.
– Что случилось-то?
– А случилось то, что молодого человека, заступившегося за тебя в кафе, теперь привлекут по суду.
– Как это?
– А так. Есть три свидетельских показания, которые против него. А у твоего Виссариона, оказывается, сломана челюсть и множество гематом и других повреждений.
– Да ладно! Откуда ты это знаешь?
– А что, с челюстью все в порядке?
– Когда мы ехали в полицейское отделение, ну, в этой колымаге… так вот, он спокойно разговаривал и даже еще грозил тем ребятам.
– Чем именно грозил?
– Что они пожалеют, что связались с ним.
– Кстати, этих ребят зовут Игорь Веселов и Олег Дудников. Запомни имена своих заступников. Так, значит, с челюстью у твоего возлюбленного было все в порядке?
– Тогда было в порядке.
– А потом папочка отвез его в травмпункт и челюсть вдруг оказалась сломана. Не правда ли, оригинально?! Света, а ты не хочешь изменить свои показания?
Она испуганно
посмотрела на меня:– Я? Н-не знаю… А что я должна сказать?
– Правду! Что драку начал твой Виссарион, что прибежавшие из служебного помещения работники кафе били Олега и Игоря, а не наоборот.
Она опустила голову.
– Полина, я, если честно, боюсь… Виссарион звонил мне вчера вечером и угрожал…
– Чем и за что?
– Сказал, что я молодец, я дала хорошие показания и теперь должна придерживаться их во что бы то ни стало, а если вдруг вздумаю изменить, то мне будет плохо…
– Тебе и так будет плохо, поверь мне. Он от тебя теперь не отцепится, ведь он уже понял, что ты – жертва.
– Я – жертва? Чего?
– Ты по сути жертва. Ты не можешь сопротивляться, бороться, противостоять злу. Ты – трусиха. Он любит именно таких: податливых, сговорчивых, слабых духом. На сильных и смелых у него не хватает мужества, ведь он сам – трус. Так ты что, будешь молчать, даже зная, что ребят посадят? Заметь: таких смелых и хороших парней, которых сейчас встретишь, прямо скажем, нечасто.
Света посмотрела на меня затравленно:
– Полина, но ведь он сказал, что если я вздумаю изменить показания, то мне будет плохо…
– Молчание ягнят! – вздохнула я.
– Что? Каких ягнят?
– Хватит трусить! У твоего Виссариона тоже есть слабое место, его только надо найти.
– Зачем?
– Чтобы остановить его.
Света теребила в руках хозяйственную сумку и не произносила ни звука.
– Как хочешь, – сказала я, поняв, что так сидеть мы можем до вечера. – Когда тебе надоест бояться, позвони мне. А сейчас выходи: в магазин дойдешь сама, мне расхотелось тебя везти.
Я сказала это довольно холодно, но Света, кажется, не обиделась. Она вышла из машины, не проронив ни слова, и побрела вдоль дома, а я развернулась и поехала к себе.
Я заглянула в комнату Ариши: он сидел за столом и сосредоточенно раскладывал пасьянс.
– Дедуль, к тебе можно?
– Полетт, зачем ты спрашиваешь? Ко мне всегда можно.
Я прошла и села в кресло, что стояло рядом с его столом.
– Хочешь поговорить?
Мне действительно хотелось поговорить. Ариша смотрел на меня ласково, а главное, понимающе.
– Дед, вот скажи, почему люди такие трусливые?
– Риторический вопрос.
– Почему риторический?
– Потому что на него трудно ответить. Ты же понимаешь: люди боятся чего-то, оттого и трусят.
– Но ведь мы все чего-нибудь да боимся! Кто старости, кто болезней, кто бедности… Кто-то боится за близких, кто-то – собственной смерти… Все чего-то боятся, ведь правда, дед? Но есть люди, которые способны преодолеть в себе страх и поступить наперекор ему. А другие не могут…
– Вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос.
– Нет, дед, не ответила. Я хочу знать, почему одни могут преодолеть страх, а другие – нет?