Классическая проза Дальнего Востока

Цзы-чунь поспешил к условленному месту. Старик уже поджидал его в тени двух кедров, что-то напевая. Вместе они поднялись на вершину горы Хуа в Заоблачную беседку. Пройдя более сорока ли, увидели чертоги, которые, верно, не могли принадлежать простым смертным. Сверкающие облака парили над высокими крышами, в небе кружились аисты.

В середине главной храмины, воздвигнутой на самой вершине горы, стоял котел для приготовленья пилюль бессмертия. Был он огромен, более девяти чи вышиной. Пурпурно-лиловые блики пламени ложились на окна и двери. Вокруг него стояли девять Яшмовых дев, а спереди и сзади Зеленый дракон и Белый тигр. День начал склоняться к закату. Старец, сбросив мирскую одежду, предстал перед Цзы-чунем в желтом уборе и платье священнослужителя. Взяв три пилюли из белого камня и чарку вина, он подал их Цзы-чуню и велел тут же растворить их в вине и выпить. Затем расстелил у западной стены тигровую шкуру и, усадив на ней Цзы-чуня лицом к востоку, приказал ему:

– Остерегись произнести хоть слово! Что бы ни предстало пред взором твоим: высокие боги, мерзкие черти, ночные демоны, дикие звери, ужасы ада, твои близкие, связанные и изнемогшие в пытках, - знай, это все лишь наваждение, морок. Не издавай ни звука, храни спокойствие и не пугайся: они не причинят тебе вреда. Крепко запомни мои слова!

Сказав это, он удалился. Оглядевшись вокруг, Цзы-чунь ничего не заметил, кроме корчаги, до краев заполненной водой. В огромной храмине было пусто.

Но едва даос исчез, как вдруг горные кручи и долины покрылись множеством колесниц и тьмой всадников. Запестрели знамена, засверкали боевые топоры и воинские доспехи. Крики сотрясли небо и землю. Среди всадников был один, по всему видно - главный предводитель. Был он великан, ростом более чжана. Его доспехи и броня на его коне слепили глаза блеском чистого золота. Он ринулся прямо в храмину с яростным криком;

– Кто ты, дерзнувший не склониться предо мной?

Сотни воинов, вооруженных мечами и луками, обнажив клинки, устремились вперед, на Цзы-чуня, и стали грозно вопрошать, что он здесь делает и как его зовут. Цзы-чунь упорно молчал.

Воины пришли в неистовое бешенство, они кричали, что надо отрубить ему голову, спорили, кому поразить его стрелами. Голоса их были подобны грому. Цзы-чунь не отвечал. Полководец впал в крайний гнев - и исчез. Вдруг явились в великом множестве свирепые тигры, смертоносные драконы, грифоны и львы, гадюки и скорпионы. С рыком и ревом они заметались перед Цзы-чунем, грозя схватить и растерзать, сожрать и растоптать его. Ни единый мускул не дрогнул в лице Цзы-чуня. Мгновенье - и все рассеялось.

Затем хлынул страшный ливень, грянул гром, и молнии разорвали тьму, будто огненное колесо прокатилось по небу. Одна молния сменяла другую. Они так ослепительно сверкали, что Цзы-чунь не мог даже глаз открыть. Миг - и вода залила двор и стала быстро подниматься. Потоки, стремительные, как вспышки молний, ревели, подобно раскатам грома. Казалось, рухнули горы, реки покинули русла и ничто не остановит потопа. В мгновение ока волны нахлынули на Цзы-чуня, но он продолжал сидеть, словно ни в чем не бывало.

Тут вдруг снова появился полководец, ведя за собой служителей Ада с буйволиными головами, демонов с устрашающе злобными мордами. Они принесли кипящий котел и водрузили его перед Цзы-чунем. Вокруг котла стали демоны с длинными копьями по два зубца на каждом.

– Назови свое имя, и ты свободен!
– крикнул полководец.
– А не назовешь, берегись! Эти демоны вырвут твое сердце из груди и бросят тебя в кипящий котел.

Цзы-чунь продолжал хранить молчание. Тогда привели жену Цзы-чуня и бросили ее, связанную, у подножья ступеней.

– Назови свое имя, и ты спасешь ее!
– крикнул полководец.

И опять Цзы-чунь не проронил ни звука. Демоны били его жену и пороли кнутом, пускали в нее стрели и метали ножи, варили в котле и жгли огнем. Она исходила кровью и, не в силах вынести мучений, вскричала:

– Я уродлива и тупоумна и, конечно, не стою вас. Но вы позволили мне прислуживать вам с полотенцем и гребнем, и я честно служила вам десять лет. Теперь я во власти демонов и терплю страшные муки. Я бы не осмелилась вас просить, если б это стоило вам унижений, но одно ваше слово - и они пощадят меня. Кто сравнится с вами в жестокости? Вы можете спасти меня одним словом - и молчите!

Она кричала и молила, проклятья и упреки прерывались слезами. Видя, что этим его не пронять, полководец сказал Цзы-чуню:

– Может, ты думаешь, мы остановимся перед убийством твоей жены?

Он приказал принести топор, которым разрубают мясные туши, и начал медленно рубить жену Цзы-чуня на куски, начиная с ног. Она испускала дикие вопли, но Цзы-чунь и не взглянул на нее.

"Этот негодяй весьма поднаторел в дьявольском искусстве, - решил полководец.
– Нельзя оставить его в живых".

И он приказал своим приближенным убить его. Когда Цзы-чунь был умерщвлен, все его высшие и животные души предстали пред Ямараджей.

– Это и есть дьявольское отродье с горной вершины Заоблачная беседка? Схватить его и низвергнуть в преисподнюю, - повелел Ямараджа.

Ему лили в глотку расплавленную медь, секли его железными батогами, колотили вальками, молотили жерновами, клали на огненную лежанку, варили в котле, гнали. на гору, сплошь утыканную ножами, заставляли взбираться на деревья, ощетинившиеся острыми копьями, - не было пытки, которой бы его не подвергли. Но, твердо храня в сердце слова даоса, Цзы-чунь все стерпел, не проронив ни звука. Служители Ада доложили своему владыке, что у них в запасе нет новых пыток, все исчерпаны.

– Этот мерзавец с черной душой, - изрек свой приговор Ямараджа, - не достоин родиться мужчиной. Быть ему в новом Рождении женщиной и явиться на свет в семье Ван Цюаня, Управителя уезда Даньфу области Сун.

И Цзы-чунь родился девочкой. Она была слабенькой и много хворала. Не проходило и дня, чтоб ее не кололи лечебной иглой или не пичкали каким-нибудь снадобьем. То упадет в огонь, то свалится с кровати... Но, как бы ни было ей больно, она ни разу не вскрикнула. Девочка выросла и стала редкой красавицей, но никто никогда не слышал от нее ни единого слова. В семье все считали ее немой. Нередко девушке чинили всякие обиды и притесняли ее, а она все молчала.

Один ученый-цзиныни из их краев по имени Лу Гуй прослышал о ее красоте и прислал к ней сватов. Семья было отказала, заявив сватам, что девица нема, но Лу Гуй заупрямился:

– Разве нужен язык, чтобы стать хорошей женой? Она еще будет примером для иных длинноязыких.

Семья согласилась, и Лу женился на девушке, совершив все положенные по обычаю обряды. Супруги зажили в любви и согласии. Спустя сколько-то времени жена принесла сына. Мальчику едва сравнялось два года, а он был смышлен и разумен не по летам.

Но в глубине души Лу не верил, что жена его в самом деле нема. И вот однажды, взяв сына на руки, он заговорил со своей женой. Она молчала. Так и эдак пробовал он вытянуть из нее хоть слово, но напрасно.

Лу пришел в великую ярость и закричал:

– В прежние времена жена советника Цзя так презирала его, что он не мог добиться от нее ни слова, ни улыбки. Но как-то раз увидела она, сколь ловко муж ее стреляет фазанов, улыбнулась и заговорила... Я же не так уродлив, как этот Цзя. И что он умел? Только стрелять фазанов, а я владею литературным даром.