Классическая проза Дальнего Востока

Сановник узнал о стихах и повелел хватать всех без разбору и отправлять в окраинные уделы.

Поведала она Юаню и такую историю: "Однажды Цю-хо раздавал милостыню отошедшим от мира. Хватило как раз на тысячу человек. Но тут к воротам подошел даос в поношенном платье с обтрепанной полой. Привратник не пустил его - набралось, мол, уже достаточно. Даос упорствовал. Делать нечего, пришлось подать ему прямо у ворот. Доев подношение, он поставил чашу на стол и перевернул ее дном кверху. Всей толпою пытались поднять чашу и не могли. Доложили Цю-хо. Он подошел и поднял. Под нею были такие стихи:

"В дни счастья знаешь только наслажденье... В Чжанчжоу соберешь плоды цветенья!"

Тогда только поняли, что на землю спускался Истинно-святой, а вот ведь, не распознали. Да, в тот миг был темен и смысл намека на Чжанчжоу. Увы, увы, кто мог знать, что речь идет о гибели у Мусяньского скита в округе Чжанчжоу".

Рассказала она и такую историю:

"Некий кормчий причалил лодку у Дамбы Су, названной так в честь поэта Су Дун-по. В то время стояла великая сушь. Лодочник прилег на корме, но всю ночь не смог сомкнуть глаз. Вдруг видит: три человечка, каждый ростом чуть более двух чи, сошлись на краю песчаной отмели. Один из них говорит: "Почтенный Чжан уже прибыл. Что будем делать?" Другой отвечает: "Первый сановник Цю-хо не человеколюбив, он ни за что меня не помилует". Третий сказал: "Со мной-то все кончено, а вы вот еще увидите его конец". Тут все трое зарыдали и ушли под воду. На другой день рыбак Чжан поймал черепаху более двух чи длиной и отнес ее в дом первого сановника Цзя. Не прошло и трех лет, как начались беды. Значит, эти твари ведали всё наперед, судьбы же никто не минует!"

Юань сказал:

"А нынешняя наша встреча разве тоже предопределена судьбой? "

Дева ответила:

"Да, все это истинная вправда, а не пустые выдумки". Юань тогда полюбопытствовал: "Вот ты есть чистый дух, сколь долго ты можешь пребывать в этом мире?" - "Срок придет, и я истаю", - отвечала дева. "Ну, а все-таки когда?" - "Через три года". Юань не верил. Но срок пришел. Дева захворала, слегла и более не вставала. Юань хотел пригласить лекаря. Но дева сказала: "Я ведь давно предупреждала вас. Ныне, согласно скрижалям судьбы, приходит конец нашей супружеской любви". Она положила руку на локоть Юаню и, прощаясь с ним, молвила: "По природе я воплощенье тьмы и женского начала - инь. Я удостоилась служить вам, и вы не покинули меня в круговороте превращений. Кто уходит, тому одно воспоминание о любви приносит неисчислимые беды. Скорее море иссохнет и камни истлеют, чем развеется моя досада, скорее земля одряхлеет и сгустеет небо, чем исчезнет моя привязанность. К счастью, нам удалось продлить нашу взаимную склонность, ту, что питали мы друг ко другу в прежней жизни, не нарушить союза, заключенного в давние годы. Исполнился мой срок - минуло три года. Претворились наши стремленья и упованья. Дозвольте проститься с вами. Отныне не вспоминайте меня!"

Договорив, Дева в зеленом опустилась на ложе и повернулась лицом к стене. Юань звал ее, она не откликалась. Скорбь его была безмерна. Он заказал для девы гроб и саркофаг, а затем сполна совершил все обряды.

Когда стали ее хоронить, заметили, что гроб слишком легок. Открыли, а в нем только зеленое платье, шпильки и серьги. Так и захоронили порожний гроб на склоне Северной горы. Юань долго сокрушался и более не женился. Он отправился в монастырь Уединенной души, порвал с миром и принял монашество. Там и окончил свои дни.

Записки о шпильке - золотом фениксе [14]

В годы под девизом "Великой добродетели" некий янчжоуский богач, фанъюй по имени У поселился подле башни Весен-него ветра. Соседом его оказался господин Цуй, чиновник. Вскоре они сблизились и подружились. У Цуя был сын Син-гэ, у фанъюя - дочь Син-нян, и тот и другая были еще в нежном младенчестве. Господин Цуй прочил в жены сыну дочь соседа, фанъюй не возражал. В знак сговора Цуй подарил Син-нян зо-лотую шпильку в виде феникса. Но вскоре он получил новую должность и уехал в отдаленный край. Прошло пятнадцать лет, вестей от него не было. Девушка росла истой затворницей. Ей исполнилось восемнадцать лет. Как-то жена сказала фанъюю: "Пятнадцать лет прошло с тех пор, как уехал жених нашей до-чери. И больше от них ни единой вести. Син-нян давно уже в возрасте, к чему нам хранить данный обет. Попусту уходят ее годы". Фанъюй сказал: "Но ведь я дал слово другу. Дело слажено. Могу ли я нарушить слово?"

14

Записки о шпильке - золотом фениксе

105. ... в годы под девизом "Великой добродетели"...– то есть в период правления хана Тимура монгольской династии Юань (1297-1306).

Фанъюй– военная должность, начальник местной самообороны.

Сюанъдэ– ныне город Сюаньхуа в провинции Хэбэй, далеко к северу от Янчжоу, где жила семья девушки.

... снял траурное платье.– По китайским обычаям после смерти отца преданный сын должен был в течение длительного времени носить траур.

106. ... возжег перед алтарем бумажные деньги.– В древние времена в Китае были особые бумажные деньги, не имевшие реального хождения, которые сжигали на могилах или перед алтарем, веря, что они попадут к усопшему и помогут ему в ином мире.

Наступил день поминовения.– Праздник поминовения приходился на пятое число четвертого месяца по тогдашнему лунному календарю, в этот день полагалось приносить жертвы на могилах родственников.

107. ... "убьют дикую утку - спугнут мандаринских уточек-неразлучниц".– Чуть измененные строки из стихотворения поэта Мэй Яо-чэня (1002-1060) "Бьют утку": "Не бей дикую утку, спугнешь мандаринских уточек-неразлучниц". Мандаринские уточки - символ супружеской пары.

... "с цельной яшмой за пазухой"– то есть прихватив с собой драгоценности.

Чжэньцзян– река в провинции Цзянсу, не очень далеко от тех мест, где жила семья героини.

... добрались до Даньяна.– Даньян - уездный город в тогдашнем округе Чжэньцзянфу, в котором и был расположен городок Люйчэн.

... старостою стодворки.– В средневековом Китае существовала особая система круговой поруки, на каждые десять, а затем и сто дворов был свой староста, который отвечал за порядок.

108. ... подобно Чжо Вэнь-цзюнь, бежала с господином.– См. прим. к с. 77.

... как говорится, "старые хлеба кончились, новые уже созрели".– Героиня слегка перефразирует слова из древней книги "Беседы и суждения", в которой приводятся слова ученика Конфуция Цзай-во, предлагающего сократить срок траура по родителям с трех лет до одного года, за который "кончаются старые хлеба и созревают новые" ("Луньюй", 17, 21).

... словно чете фениксов...– Перефразированная строка из "Книги песен" из "Оды царю" (III, II, 8), где говорится: "Четою нынче фениксы летят" (перевод А. А. Штукина).

109. ... в свете Владетельной госпожи земли Хоу-ту фужэнь...– Одна из богинь китайского народного пантеона, почитание которой особо было распространено в VII-X вв.

110. ... и совершил паломничество в храм Желтой гортензии...– Храм Желтой гортензии - даосский храм в городе Янчжоу, где живут герои, назван так потому, что подле него растут диковинные цветы и растения. Там совершались жертвоприношения божеству земли.

Видя, что сын Цуя не едет, дочь фанъюя занемогла от сердечной тоски. Целыми днями лежала она на циновке, а по прошествии полугода скончалась. Родители скорбно оплакали ее. Во время обряда положения в гроб мать захотела сказать ей слова утешения. Она взяла золотую шпильку-феникс и со слезами сказала: "Это подарок твоего жениха. Ты умерла, и я остав-ляю тебе шпильку, чтобы и в ином мире она служила тебе". И она продела шпильку в узел ее волос. Так со шпилькой ее и похоронили.

Минуло два месяца после похорон, и приехал молодой Цуй. Фанъюй принял его, осведомился, как он жил эти годы. Цуй рассказал: "Отец мой служил уездным судьей в Сюаньде. Недавно он опочил. Матушка скончалась много лет назад. Я только что снял траурное платье и, не посчитав за даль тысячу ли, приехал к вам". Фанъюй прослезился: "Несчастна судьба у моей Син-нян. Все время она думала о вас и занемогла от тоски одиночества.

Сполна испила она горечь обиды и два месяца назад умерла. Гроб с ее телом уже погребен". Затем фанъюй повел юношу во внутренние покои. Поминая усопшую, он возжег пред алтарем бумажные деньги. Дом его огласился горестными стенаниями. Фанъюй сказал: "Родители ваши умерли, господин. Вы проделали дальний путь. В моем доме вы обретете кров и пищу. Сын моего друга - это словно бы и мое дитя. А если б не смерть Син-нян, мы с вами бы породнились".

Он велел отнести вещи студента в маленький кабинет неподалеку от ворот.

Прошло с полмесяца. Наступил день поминовения. Фанъюй недавно похоронил дочь и потому вместе с семьею пошел на кладбище.

Здесь следует заметить, что у покойницы была сестра по имени Цин-нян, семнадцати лет от роду. Она пошла на могилу сестры вместе со всеми.

В доме остался один только молодой Цуй. Ему поручили присматривать за усадьбой.

Была уже непроглядная темень, когда Цуй вышел встретить их у ворот.

Семья фанъюя прибыла на двух паланкинах. Один паланкин миновал Цуя и скрылся во внутреннем дворе. Когда же мимо Цуя проносили второй паланкин, из него вдруг что-то выпало и звякнуло оземь. Цуй подождал, пока пройдут носильщики, и быстро поднял вещь. Это была золотая шпилька.

Цуй хотел было отнести ее во внутренние покои, но двери были уже заперты, и он не смог войти в дом.

Воротясь к себе, он засветил свечу и предался одиночеству. Он размышлял о том, что сватовство его закончилось ничем, что он одинок как перст и никому не ведомо, как долго он еще проживет у чужих людей. Не раз и не два он грустно вздохнул. Он склонился уже головою к подушке, когда послышался стук в дверь. Он спросил, кто там. Ему не ответили. Постучали второй раз. Затем- в третий. Цуй вышел взглянуть, кто это. За дверью стояла красавица. Увидев, что дверь открыта, она подобрала юбку и вступила в комнату. Студент изумился. Девушка была смущена, стояла, потупив голову. И все же речь ее, к нему обращенная, прозвучала изысканно и приятно:

"Молодой господин не узнает меня? Я младшая сестра Син-нян. Имя мое Цин-нян. Вчера я обронила тут шпильку. Быть может, вы ее подняли?"

И сей же миг вцепилась она в Цуя и повлекла его к ложу. Памятуя о благосклонности, с которой отец девушки принял его, студент решил было презреть ее любовь. Он сказал: "Не смею!"

Он сопротивлялся из всех сил, но девица не унималась. Покрывшись краскою гнева, она воскликнула: "Отец мой принял вас как должно, со всем радушием, как родного племянника, поселил вас в своей усадьбе у ворот. А вы теперь, пользуясь темнотою, заманили меня. Каковы были ваши намерения?! Что, если я расскажу обо всем отцу, а он подаст на вас судейским жалобу? Они ведь не попустят вам вашей вины!" Студент затрепетал от страха. Он не имел более сил противиться и покорно пошел за нею. На рассвете она удалилась.

С той самой ночи, едва стемнеет - она являлась, а чуть светало - она уходила прочь. Хождения ее в комнату Цуя, что подле ворот, продолжались уже много более месяца. Однажды ночью она сказала Цую: "Я. живу в тереме, находящемся глубоко, ваше жилище удалено за грань подворья. Никто пока не догадывается о наших встречах. Но я сердечно тревожусь, что на пути любви нашей слишком много препон. Любовным встречам встречам легко помешать. Однажды поползет молва и все раскроется. Нас обвинят в преступлении в отчем доме и накажут. Закроют клетку, да запрут попугая, убьют дикую утку - спугнут мандаринских уточек-неразлучниц. Но не окажется ли обузой вашей добродетели то, что услада моему сердцу?! И не лучше ли упредить события и бежать "с цельною яшмой за пазухой"? Не скрыть ли следы свои в глухом селении, не затаиться ли в чужедальней округе? Тогда-то мы и сумеем на воле и в согласии дожить до старости".